— Люди, сколько их есть на земле, ожидают тебя, о великий Адад! Деревья и травы, звери и птицы погибают без милости твоей, о могучий Адад! Приди же, всесильный, напои землю струями из твоего живительного источника, утоли жажду покорных рабов твоих! — кричал хазанну, стоя на коленях, а собравшиеся вокруг него люди падали ниц и вторили ему, словно эхо.
Их лица с выражением мольбы и надежды были обращены к небесам, чья безоблачная лазурь обдавала землю беспощадным нестерпимым зноем. Воздев руки, жители селения — от едва научившихся говорить детей до беззубых стариков — молили бога дождя и ветра обратить на землю Аккада метающий молнии взор. Горячее дыхание с хрипом вырывалось из сотен грудей; то и дело срывались отдельные выкрики, мольбы:
— О Адад, буря яростная, ты справедлив к богам, снизойди же своей милостью и к нам, смертным!
— Царственный Адад, пошли нам дождя, дабы святая вода наполнила наши арыки, и пусть царственность твоя навеки до пределов земных и небесных сияет!
Люди, страшно измождённые, отощавшие, падали на колени; кто-то отбивал тяжёлые поклоны — ух! ух! ух!..
И только одинокая девичья фигурка застыла под сенью пальмы, в стороне от всех.
— Скажи мне, зачем твоя неразумная дочь вызывает гнев богов и людей? Отчего упрямится, отчего не молится вместе со всеми? — выговаривал хазанну Техиб маленькой женщине с круглым, по-детски открытым, но изрезанным морщинами лицом.
Жители селения, озираясь на них — кто враждебно, а кто равнодушно, — разбредались по своим убогим хижинам. Едва ли не треть алу уже выкосил беспощадный Иркалл; у тех же, кто ещё держался на ногах, оставалась надежда на то, что Адад наконец услышит их мольбы.
— А знаешь ли ты, что люди хотят гнать её прочь из общины? — понизив голос, прибавил Техиб. — Они думают, что возвращение Ану-син принесло им несчастье.
— Не говори так, абу! — тихо воскликнула женщина, избегая колючих взглядов односельчан; в глазах у неё стояли слёзы. — Ты же знаешь, что причина бедствий вовсе не в Ану-син. Ведь её рождение благословила сама владычица Иштар…
— Да, я помню об этом, — Техиб кивнул и продолжил изменившимся голосом: — Но мне известно также другое. Послушай, Баштум, я составил гороскоп твоей дочери и вот что я скажу. В тот день, когда она родилась, не только Иштар в облике утренней зари явилась благословить дитя. Другая, такая же могучая, богиня в образе птицы распростёрла над твоей хижиной свои незримые крылья: тринадцать лет назад отворились двери подземного чертога львиноголовой Ламашту*.
— О абу, не заставляй меня страдать! — вскричала маленькая женщина дрожащим от слёз голосом. — Речи твои несправедливы и оскорбительны для моего слуха! Крылья птицы, что прилетела в день рождения Ану-син к моему дому, не были черны как ночь! Сизая голубка коснулась своим нежным крылом чела девочки, осеняя её своей божественностью…
— Каждый из нас волен видеть знаки богов по-своему и на свой лад толковать знамения, — отозвался Техиб, покачав головой.
Он хотел прибавить ещё что-то значительное к своей речи, но не успел — в этот момент девушка, о которой шла речь, стремительно приблизилась к нему.
— Негодование людей несправедливо, — твёрдо проговорила Ану-син, глядя в сощуренные глаза старика. — Моё нежелание молиться вместе с ними раздражает их, они думают, будто я повинна в их несчастиях. Но ведь это же глупо! Ибо разве может бог гневаться на одну-единственную девушку, равнодушно взирая на страдания целого народа?
Девушка усмехнулась одними уголками губ и затем прибавила с вызовом:
— Или Адад дожидается моей покорности и моей мольбы?
— Опомнись, Ану-син! Какая скверна вырывается из уст твоих?! — воскликнула Баштум, всплеснув руками, и с испугом взглянула на хазанну.
Но тот безмолствовал и, словно в ожидании чего-то, спокойно глядел на девушку.
— Так вот. Я скажу сейчас и смогу при всех повторить слова: пусть выгорит всё дотла, пусть солнце упадёт на землю — но Ану-син никогда не опустится на колени! — после этого неожиданного, повергшего Баштум в смятение, заявления Ану-син гордо вскинула голову.
Глядя вслед удалявшейся девушке, Техиб мизинцем почесал кончик носа и задумчиво произнёс:
— Никогда в своей жизни — а я прожил и повидал немало — не встречал я девушек, подобных Ану-син. Наивная юность, которой неведомо зло, пленительная невинность, которой чужды страсти, уживаются в её натуре с удивительной для её возраста дерзостью. Облик её столь привлекателен и нежен, сколь и обманчив, ибо ей, женщине, присущи черты, которые обычно выделяют сильных духом мужчин. Но сейчас она играет с огнём, и её гордыня может погубить её. Судьба Ану-син по-прежнему в твоих руках, Баштум. Родная мать вверила её твоим заботам в надежде, что отдаёт своё дитя в заботливые руки, и ты оправдала её надежды.
— Я старалась быть хорошей матерью, — тихим голосом отозвалась Баштум. — Только сейчас мне не справиться в одиночку. Если ты, почтенный Техиб, не сумеешь убедить людей в том, что не Ану-син вызвала гнев богов, если они всё же прогонят мою дочь из алу, я… я не смогу простить им этого… Я призову на них самых беспощадных, самых ужасных демонов из царства Эрешкигаль…
Сжав губы и прикрыв глаза тяжёлыми веками, хазанну Техиб какое-то время размышлял. Затем он приблизил к Баштум свою голову, покрытую тюрбаном, из-под которого длинными волнами струились серебристые локоны, и проговорил:
— Я не стану обещать, что сумею усмирить ропот людей, но могу дать тебе полезный совет. Твой благодетель Залилум с нетерпением ждёт Дня невесты и надеется выдать замуж свою дочь. Все знают, что, если Залилуму и удастся удачно её пристроить, то только с помощью чуда.
— Да, дочь Залилума, Син-нури, совсем уж безобразна, — согласилась, вставив своё слово, Баштум.
— Для того, чтобы какой-нибудь, пусть даже безродный и безземельный, жених согласился сделать своей женой такую образину, как Син-нури, — продолжал Техиб, — Залилум должен дать за ней баснословно богатое приданое.
— Но при чём здесь я и моя Ану-син? — удивилась Баштум. — Мне нет никакого дела ни до брачных забот Залилума, ни до его дочери.
— Ошибаешься, — возразил ей хазанну, лукаво прищурив глаза.
— Но… — снова начала маленькая женщина.
— Не перебивай меня — лучше послушай, — Техиб сделал нетерпеливое движение рукой. — Твоя Ану-син самая красивая в общине девушка, к тому же она уже достигла брачного возраста. Никто не станет сомневаться, что её можно продать в замужество за очень большие деньги.
— Что?! — не то с удивлением, не то с негодованием воскликнула Баштум, отшатнувшись от хазанну.
— Только так, став женой человека из нашей общины и получив его покровительство, Ану-син сможет остаться в алу, — закончил Техиб и посмотрел в лицо Баштум долгим красноречивым взглядом.
Какое-то время они молчали: старик выжидал, маленькая женщина размышляла.
