В прежние времена её отправили бы на ферму, но лет тридцать назад некондиционное потомство и женщин в возрасте стали оставлять в питомнике в качестве обслуги. Ещё один способ повысить лояльность экстров. Мать Фалько пристроили воспитательницей в интернат, младшую из сестёр — горничной, в помощь механическим уборщикам на флюидах. У старшей уже трое детей.
Кондиционные женщины-экстры — прежде всего производители. К оперативной работе их привлекают, только когда они почему-то не могут рожать или им долго не находится комплементарного партнёра. Не всегда удаётся подобрать комплемента и для мужчины, тогда ему разрешают случайные спаривания в надежде на благоприятную мутацию.
Сообщив это, Фалько без всякого перехода посоветовал мне поспать, пока есть возможность, отставил в сторону табуретку — и вот уже дверь наверху хлопнула. А я осталась гадать, зачем он рассказал мне весь этот ужас. Хотел показать, что мы принадлежим к разным мирам, и в его мире нет места любви? Или что обычная женщина интересна ему не больше, чем жеребцу кошка? Он сильный, смелый, умеет летать, проникать в запертые помещения и ещё многое. А на что способна я?
К вечеру прибыли первые экстры. Их голоса доносились через крошечные не застеклённые окошки под плоской крышей. Фалько заглянул сообщить о прилёте троих братьев, но не предложил нас познакомить, и ни один из них не зашёл внутрь, а я не делала попыток подняться наружу. Честно сказать, боялась. Землянка стала моим убежищем и узилищем — чёрная, тесная, вся из неструганого дерева, пропитанная запахом земли и сырости.
Ночь я промаялась, то засыпая, то просыпаясь, слушала тишину за окнами и пыталась понять, что ждёт меня дальше.
Утром Фалько объявил, что все братья в сборе и хотят меня видеть. Посмотрел в лицо очень пристально, со значением, будто хотел что-то сказать, и вывел под ясное небо.
Под небом ждали шестеро. В человеческом обличье, все высокие, темноволосые, смуглые, только самый молодой — светлоглазый, с русыми кудрями. Другая порода, волчья. Обступили полукругом, сверля недобрыми взглядами.
А лица... мне никак не удавалось их отчётливо рассмотреть. Черты казались невнятными, расплывались, мутнели, будто мои зрачки разучились фокусироваться. Что-то с глазами? Перебежала взглядом на осины, подступающие к землянке, — нет, всё в порядке, вижу! Каждую крапинку, каждую чечевичку на бледном, зеленоватом стволе, вижу прожилки и зубчики на листках, дрожащих от лёгкого ветра. И детали одежды братьев-оборотней, все эти пуговицы, карманы, пояса, пряжки, манжеты, складки и защипы различаю отлично, только лица — нет.
От этой неразборчивости, зыбкости кружилась голова, и я заставила себя смотреть по-другому — схватывать общий силуэт, рост, фигуру. И глаза, когда возможно. Сразу полегчало, мир перестал качаться. Когда-то лицо Фалько было для меня таким же неуловимым. Значит, это свойство оборотней-экстров — вроде маскирующего окраса у животных. Чтобы не разглядели, не запомнили, не навели на след.
Среди братьев выделялся один — выше, крупнее и, кажется, старше Фалько. Скрипучая куртка аэронавта с меховыми отворотами, облик хищника, глаза — тёмные факелы, и взгляд их был устремлён на меня.
— Где источник? — густой, рокочущий бас, под стать виду.
— Она не знает, — тотчас отозвался Фалько.
— Не тебя спрашивают, — подал голос крепыш по правую руку от "аэронавта".
— А отвечать буду я, — Фалько шагнул вперёд, заслоняя меня собой.
— Шутки вздымал шутить? — крепыш набычился.
Ростом он уступал и "аэронавту", и Фалько, но чувствовалось — силён.
— Уймись, — буркнул ему "аэронавт", и тот правда притих. — Брат ведь не станет нас обманывать, так, Скирон?
Вот я и узнала настоящее имя Фалько. Но что проку в имени, если самого Фалько я, как выяснилось, не знала совершенно.
Другой человек — другое имя. Всё правильно.
— Верити, прости, я был неучтив, — Фалько-Скирон обернулся ко мне с неожиданной светской улыбкой, — позволь представить... Эти галантные господа — мои родные братья. Нот, второй по старшинству и глава нашего маленького семейного клана, — кивок в сторону "аэронавта". — И Эвр, бывший глава, первый по старшинству, сейчас правая рука Нота.
Крепыш не шевельнулся и не издал ни звука, однако чувствовалось, что он в бешенстве.
— Ты закончил? Или собираешься перечислить всех? — Нот говорил миролюбивым тоном, но тёмный огонь в его взгляде разгорелся сильнее.
— Липс, Либ, Австер, — скороговоркой выдал Фалько, указав на трёх других темноволосых мужчин. — А это наш юный Ликаон.
Русоволосый ухмыльнулся и отвесил шутовской поклон.
Имена взяты из фирамской мифологии, сообразила я наконец. Эвр, Нот — это же ветры! И остальные, кроме Ликаона, должно быть, тоже.
— Что касается источника, — тем же беспечным тоном продолжал Фалько, — то я уже сказал: она не знает, где его искать. И никто не знает.
— Помнится, ты говорил другое, — заметил Нот. Мягко, вкрадчиво — так крадётся лев перед броском.
— Помнится, вы по-братски опоили меня, засунули в стальной ящик, запаяли щели, залили ящик бетоном, а сами собрались выкрасть ключа, выведать у неё, где источник, и убить!
Ключ — это я.
Мысль пришла и скользнула прочь. Ни обиды, ни злости не осталось, даже страха смерти в эту минуту не было. Страх вернётся, когда меня бросят на край каменного бассейна и занесут над грудью нож...
— Однако ты выбрался, — все обвинения Нот встретил спокойно. — Хотел бы я знать — как, но это ждёт. Ты пришёл к нам и предложил вырвать ключа из лап мажи. Сказал, когда её вывезут с полигона... Зачем, если она бесполезна?
— Может, ведуны ошиблись и она никакой не ключ? — спросил один из братьев, то ли Липс, то ли Либ.
— Или нам подсунули её для отвода глаз, а настоящего ключа спрятали где-то в другом месте, — выпалил другой оборотень, кажется, Австер. — И источник давно нашли!
— Жаль, если так, — заметил Ликаон. — Потому что теперь нам всё равно придётся убить вас, прекрасная дамзель. Вы видели наши лица и знаете наши имена.
Подумалось: "Как раз ваших лиц я не вижу". Хорошо, что я в оцепенении. Иначе могла не сдержаться. А Фалько нужно, чтобы я молчала. Он вёл какую-то игру. К добру или к худу, но пусть пока продолжает.
— Зачем всё это, Скирон? — с мягким отеческим упрёком спросил Нот. — Нам пришлось убить всех мажи, бывших при девушке. Знаешь, что теперь будет?
— Нас не заподозрят, — ответил Фалько. — Уверен, вы замели следы. Как всегда.
Убили всех. Из-за меня? Ужас пробрался под скорлупу оцепенения.
А что ещё они делали для Магистериума — не розы же разводили?
И как я раньше не подумала! Секретные задания. Шпионаж. Убийства. Они занимались этим всю жизнь. И Фалько — тоже.
