Пылеглот был настроен работать по ночам, не беспокоя хозяев, и никогда не пытался проникнуть за закрытые двери. И всё же это творение магнтиков до сих пор вызывало во мне опаску. Разума в нём, конечно, не было, но ощущалась какая-то самодостаточная, бездушная воля. Что, если однажды внутри этой твари что-то заклинит, и она начнёт поедать не только пыль, но и вещи, мебель, а потом и до меня доберётся? Вот как сейчас. Я слишком долго сидела без движения, машина приняла меня за неодушевлённый предмет и теперь, обнаружив свою ошибку, смиренно ждала, когда можно будет вернуться к работе. Однако в её демонстративной неподвижности чудилось злорадство.
— Ладно, сейчас твоё время, — голос охрип, и я кашлянула, прочищая горло.
Не было сил предаваться мрачным фантазиям.
Я сбросила пальто на тот самый стул, с которого прогнал меня пылеглот, и поплелась к лестнице. Ноги гудели. Никуда я завтра не поеду. Буду спать весь день, и пусть шофёр Евгении оборвёт дверной колокольчик!
Сверху по лестнице тянуло сквозняком. Странно. Уходя, я оставила дверь в спальню открытой, чтобы пылеглот почистил там в моё отсутствие, но сквозняка из-за этого быть не должно. Окон я не открывала давно... Может, это пылеглот в чрезмерном усердии зацепил шпингалет?
Уже из коридора было видно, как за лёгким тюлем на балконной двери просвечивают приоткрытые створки.
Я повернула выключатель.
Он стоял посреди комнаты и смотрел на меня. Человек в чёрном полупальто. Мой загадочный спаситель. Тот, кого я назвала Фалько.
Запомнить его было невозможно, не узнать — нельзя.
Он ничего не делал. Просто стоял. Просто смотрел. И я приросла к полу, не понимая, как быть, не в силах даже испугаться по-настоящему.
— Что вы... Как вы...
Дуновение ветра шевельнуло занавеску за его спиной. Ну да. Как — понятно.
— Вы меня выследили, а теперь пришли ограбить? Почему вы молчите?
Глупые, бессмысленные вопросы.
Духи земли, в моём доме посреди ночи чужой человек! Это не сон, не фантазия, не шорох веток за окном. Он не исчезнет сам собой, и никто мне не поможет.
— Что вам нужно?
Он нехорошо усмехнулся и заговорил хриплым, словно простуженным голосом:
— Когда спасаешь человеку жизнь, чувствуешь себя в ответе за него. Вас долго не было, и я зашёл проверить, всё ли в порядке. Но похоже, беспокоиться не о чём. Вы весело провели время с мажи!
И таким презрением дохнуло от этих слов, что меня бросило в жар.
— С кем я провожу время — не ваше дело! Кто вы такой? Шпионите за мной, врываетесь в дом, да ещё смеете в чём-то обвинять...
Он сделал шаг, и мой запал вмиг угас.
— Не подходите, или я закричу!
Сбежать вниз по тёмной лестнице, отомкнуть входную дверь...
В следующее мгновение он оказался рядом. Сердце жарким комком прыгнуло к горлу и застряло, враз отняв воздух и голос. Поздно кричать. В тёмных безднах его глаз плескалось жидкое пламя. Вот и всё? Я умру? Сейчас?
Он вцепился мне в руку, рывком выковырнул что-то из сжатых в кулак пальцев. Я и не помнила, что всё ещё держу в ладони подарок Дитмара...
Нет, уже не держу.
Мой незваный гость стоял на своём прежнем месте, покачивая брелок на пальце.
— Милый котик, — теперь его голос походил на рычание.
— Отдайте! — вскрикнула я.
Он пригляделся к звериной фигурке на цепочке, затем принюхался и, брезгливо скривив рот, отшвырнул брелок в сторону.
— Что мажи шепнул вам на ушко — какую-нибудь непристойность?
Так он и это видел.
— Не смейте, — выдохнула я, — говорить со мной в таком тоне!
И сжалась, чувствуя себя мышонком перед лисой.
Фалько задумался на миг, слегка кивнул.
— Пожалуй, вы правы. Всё это меня не касается. Но скажу ещё раз: будьте осторожны. Вы разве не чуете? В воздухе пахнет переменами, и эти перемены не к лучшему.
Вроде бы я смотрела на него не отрываясь: он лишь чуть двинулся с места... В лицо плеснуло ветром, хлопнула створка, взлетел и опал лёгкий занавес.
Я осталась одна.
Сейчас же кинулась к балконной двери и трясущимися руками задвинула шпингалет.
Глава 4. "Гиацинтовые холмы"
"Здравствуйте, мои дорогие! Вчера я опять ходила на "Королеву орхидей". У новой примы чудесный голос, а режиссёр придумал занятный трюк с полётом..." Было хорошо писать на кухонном подоконнике, чувствуя солнце на лице и глядя, как зеленеет на дворе юная травка.
Дымчатый котёнок на цепочке лежал тут же, блестя опаловыми капельками глаз.
После ухода ночного визитёра — называть его Фалько больше не хотелось, — я подобрала брелок на ковре. Долго металась по дому, зажигая свет, проверяя замки и задвижки и вздрагивая от малейшего шороха. Когда не осталось сил, обречённо легла в постель и положила котёнка под подушку, не представляя себе, как усну, как теперь вообще буду спать под крышей дома, куда в любой момент может войти чужой... Даже глаза боялась закрыть — разве что на минутку.
Однако за эту минутку мгла за окном куда-то исчезла. По комнате разливался золотой предполуденный свет, и при мысли о ночном происшествии уже не холодели пальцы. Хотелось всё забыть, выбросить из головы, списав на буззу и вино. Но я больше не обманывалась и не считала себя сумасшедшей. Человек, которому я опрометчиво дала имя опереточного героя-любовника, действительно стоял посреди моей спальни — и он может прийти снова. Наверняка придёт. Никакие запоры его не остановят.
На первый раз он не причинил мне вреда, но дал понять, что я в его власти, и теперь станет этой властью пользоваться. Есть такая разновидность душевной болезни: человек становится одержим идеей, вещью или другим человеком и добивается своего со слепым упорством, переступая через все моральные запреты. А если в нём и правда течёт кровь магнетика, кто меня защитит?
Ответ был ясен. Я поеду в "Гиацинтовые холмы" и в подходящий момент попрошу мажисьеров о помощи.
На сборы ушло около часа. Евгения и Дитмар принадлежат к высшему обществу. Значит, мне понадобится по меньшей мере один вечерний туалет, возможно платье для коктейля, утреннее платье и одежда для прогулок на свежем воздухе. Обувь, шляпки, украшения, предметы гигиены. Разумеется, ночная сорочка и лучшее бельё. Не то чтобы я собиралась его демонстрировать... но кто знает, как заведено у мажисьеров? Может, там прислуга приносит кофе в постель или помогает одеваться к обеду.
Закончив, я села писать открытку родителям.
Наша маленькая уловка.
В инструкции сьера В. К. говорилось о письмах, дневниках, записках, телеграммах, и ни слова — об открытках. Наверное, он просто упустил из виду этот нюанс. Не может человек, даже такой дотошный, как сьер В. К., предусмотреть абсолютно всё. Получать и отправлять письма он не запрещал (тривечные знают, сознательно или по забывчивости) — только хранить, и первое время мы с родителями писали друг другу на трёх-четырёх листах. Сжигать эти трогательные послания по прочтении, словно мы заговорщики-антимажисты, было нелепо и обидно. Тогда я перечитала инструкцию и отправила в Нид первую открытку. Тем более, что со временем наши письма друг к другу и так стали короче.
