— Нет, я должна уехать сейчас. Шеф-инспектор, вы обещали!
Астусье наблюдал за нашими препирательствами с равнодушным любопытством. В ответ на мою мольбу процедил, не выпуская папиросы изо рта:
— Садитесь.
Но мажисьен крепко держала за локоть, и вещей было жаль. Силой вырвать руку? Бросить платья, туфли, чемоданы... Евгения не сделала мне ничего дурного. Просто оплела своей гиацинтовой паутиной, лишающей воли и сладкой, как патока.
— Я понимаю, вы пережили потрясение и сильно напуганы, — её голос напоминал мурлыканье кошки. — Вам хочется вернуться в Каше-Абри, где ликантропы не посмеют напасть открыто, ощутить безопасность родных стен. Это неразумно, но если вы настаиваете, вас доставят в город сегодня же...
— Я сам отвезу, — Дитмар встал рядом.
— Нет, не вы!
Прозвучало мелодраматично, но остаться с ним наедине в замкнутом пространстве мобиля было немыслимо.
— Ах что вы, дорогая! — воскликнула Евгения.
Астусье усмехнулся:
— Ну, раз вопрос решён, я позволю себе откланяться.
Всё верно, размолвка влюблённых — не забота полиции. Я сама подкинула ему эту версию.
Инспектор прищурился, перевёл взгляд с Евгении на меня.
— Дамзель Войль, настоятельно советую не покидать город до окончания расследования, — что-то в его глазах изменилось. — Я загляну к вам на днях. Надеюсь, к этому времени появятся новые данные.
Он хлопнул дверцей. Сейчас же мобили с синими табличками "Полиция" тронулись, шурша шинами и ловя зеркальными боками отсветы последних всполохов заката.
Хватка Евгении на моей руке ослабела, на лице расцвела любезнейшая улыбка.
— Давайте вернёмся в дом. Ужин накрыт, вам стоит подкрепиться перед дорогой.
— Нет! Отправьте меня сейчас. Вы обещали.
Если я войду в дом, то уже не выйду. Не хватит воли.
— Дорогая, успокойтесь.
— Оставь, Эжени, — вмешался Дитмар. — Я подгоню мобиль. Вели Дижону вынести чемоданы.
Он ушёл, и голос Евгении вновь заструился медовой струёй, зовя меня вернуться, отдохнуть, поужинать, побеседовать, посмотреть на механических кукол, как следует познакомиться с домом — я ведь ещё не видела дома, а он прекрасен...
Солнце скрылось, и когда к крыльцу подплыла "стрела", её акулье тело отражало лишь поблёкшее небо в зелёных отсветах от окрестной растительности.
— Почему "стрела", а не "фантом"? — спросила я, хотя и так знала ответ.
— "Стрела" быстрее, — сухо сказал Дитмар. — Так едем или вы передумали?
Чемоданы с трудом уместились в крошечном багажном отделении спортивного мобиля, Евгения обняла меня на прощанье, пообещала обязательно пригласить в городской дом Карассисов, и Дитмар открыл передо мной дверцу.
Кресла шофёра и пассажира разделял лишь зазор в руку шириной, спинки были сильно откинуты назад, так что мы оба оказались в положении полулёжа — иначе под низким потолком не поместиться. Я, насколько могла, отодвинулась к дверце и плотно сжала колени. Ладони стали мокрыми. Зря я всё-таки не выбросила цветок.
— В городе "стрела" это глупость, — сказал Дитмар, демонстративно надевая на руку управляющую петлю, — а на шоссе даст фору любому наземному транспорту. По крайней мере до тех пор, пока Аврелий не построил свой мажи-экспресс, — блеснули в короткой улыбке белоснежные зубы. — Не бойтесь, я буду пристально следить за дорогой. Не задавлю ни овечку, ни кошку, ни утёнка.
Мобиль тронулся, и деревья, кусты, клумбы, фонтаны поплыли мимо. Узкая лента асфальта вилась сквозь садовые посадки, и мне пришло в голову: вдруг за оградой поместья ждут оборотни, чтобы закончить начатое или поквитаться за гибель товарища?..
Остались позади растворенные ворота, снежным вихрем унеслись в сумрак яблоневые сады, "стрела" зажгла носовые фары, вырвалась на шоссе и полетела среди темнеющих полей быстрее ветра. Дитмар, как обещал, глядел на дорогу, и я немного расслабилась.
Возможно, оборотни из внешнего мира пришли в "Гиацинтовые холмы", чтобы освободить своих сородичей, и трудно их за это винить. Страшная судьба: тюрьма от рождения до смерти, кровопускания, насильственное удержание в полезвериной форме, да ещё эксперименты Дитмара...
Он не искал меня вчера вечером, а шёл в лабораторию проведать своих подопытных и вставить им в головы пару новых железок, но на пути подвернулась я, и он решил, что влюблённая девица лучше возни с ликантропами.
А гиацинт? Тут и вовсе просто. Дитмар сорвал цветок по пути, просто от скуки или рассчитывая приколоть на обеденный фрак. А может, прямо на спортивный коверкотовый пиджак, хоть цветочное украшение к нему и не идёт. Зато ясно, зачем захватил с собой булавку.
Или всё объясняется ещё проще: он биомагнетик в своём саду. Может призвать светляков, может достать цветок из рукава.
Я осознала, что больше не злюсь на Дитмара, хотя всё ещё побаиваюсь — и ищу ему оправдания. Допрос в подвале заслонили хищные морды оборотней и спины мажисьеров, вставших между мной и убийцами.
В этот момент Дитмар заговорил:
— Я должен объясниться, — он не повернул ко мне головы и всё так же глядел перед собой, выстреливая словами в полукруг света, бегущий по асфальту впереди "стрелы". — Я человек увлекающийся и в своём азарте бываю слеп. Могу задеть, обидеть и понимаю это лишь по прошествии времени. Таково свойство моей натуры, я с ним борюсь, но часто проигрываю. Мои близкие научились принимать меня таким, каков я есть, и не только из любви ко мне. Мы, магнетики, сделаны из прочного материала и часто забываем, какими уязвимыми могут быть люди. Вы нежная девушка, с трепетными и ранимыми чувствами. Я не принял это в расчёт и теперь глубоко сожалею. Не хочу думать, что потеряю вас из-за глупой ошибки. Повернуть время вспять не в моей власти, я могу лишь просить вас забыть прошлое и начать всё сначала. Начать, как обычно делают, с простого свидания. Давайте встретимся в парке Тьюри, это ведь недалеко от вас... Завтра, скажем, в три часа. Будем гулять, беседовать, есть мороженое. Только молчите! Не говорите сейчас ничего. Ответите, когда доедем.
Он умолк внезапно, рука его с накинутой на запястье петлёй сжалась в кулак, скулы напряглись. "Стрела" неслась вперёд сквозь сумрачный простор, а я не находила слов для ответа, тихо радуясь тому, что он просил молчать, и чему-то ещё — тёплому чувству, которое дрожало в груди, как огонёк свечи.
Весь остаток пути я несла это чувство в себе, как великую драгоценность, как целебную воду из сказочного источника — и боялась расплескать. Едва заметила, как промелькнул за окном неприютный пригород, как загорелись огни улиц и бульваров, и очнулась, лишь когда круг света впереди исчез и "стрела" вдруг осела на асфальт. В свете фонаря видны были вишни, в одни сутки опушившиеся свежей клейкой листвой, и тёмные окна дома, который за пять лет я почти научилась считать своим. Останется ли он таковым завтра?
