Дитмар подал мне руку, молча выгрузил чемоданы и пошёл следом, как шофёр или носильщик. Попросить его оставить багаж на крыльце значило бы обидеть и окончательно оттолкнуть, а впустить внутрь... от этой мысли ослабели руки, ключ в пальцах дрогнул и не сразу попал в замочную скважину.
Он вошёл, опустил чемоданы на пол, бросил взгляд на полуприкрытую входную дверь, но затворять не стал, повернулся ко мне.
— Итак, Верити, что скажете? — голос его прозвучал неожиданно робко.
Ответ сорвался с губ сам собой:
— Хорошо, я приду. Парк Тьюри, в три часа.
Дитмар шагнул ближе, тронул пальцами гиацинт на моём вороте.
— Спасибо, Верити.
В темноте прихожей его глаза светились, как далёкие звёзды. Он взял меня за плечи, притянул к себе, и звёзды стали ближе. Я глубоко вдохнула запах его одеколона, сладко-пряный, пьянящий, и не смогла поверить, что всего два дня назад этот запах вызывал неприязнь. Дитмар медленно наклонился и коснулся губами моих губ. От первого его поцелуя, мягкого, бережного, по телу разлилось тепло, от второго, настойчивого, глубокого, внутри сладко заныло. Сейчас, в эту самую минуту, он мог сделать со мной всё, что угодно, и я бы позволила... Но минута истекла, Дитмар оторвался от моих губ, отступил на шаг, сказав очень тихо:
— До завтра, Верити, — и вышел вон.
Я опустилась прямо на чемодан и минут пять сидела, выравнивая дыхание и собираясь с силами, чтобы встать и закрыть дверь. Затем прошла на кухню, на ходу снимая жакет. Может, гиацинт и зачарован, но лучше поставить его в воду.
Записка лежала на столике для завтраков, в самом центре — свёрнутый вдвое листок бумаги неизменного коричневатого цвета. Надпись внутри оказалось длиннее обычной: "Крайняя степень опасности. Следует переехать. Завтра же. Трёхчасовой экспресс. Носсуа, переулок Лудильщиков, дом 6. Гравировальная мастерская Сумсо. Спросить Фосэра. Следовать его указаниям. Адрес не записывать — выучить наизусть".
Надо же, Носсуа! Почти Шафлю.
Указания почти всегда были выражены в безличной форме, словно автор записок не знал, кому они предназначались. На всякий случай я повторила про себя: "Носсуа, переулок Лудильщиков, дом шесть. Гравировальная мастерская Сумсо. Спросить Фосэра", и бросила листок на стол.
— Что это значит? — спросила вслух. — Ты же здесь, я знаю!
Если в прошлый раз Фалько явился отчитать меня за слишком вольное прощание с мажисьерами у крыльца, то сейчас, после поцелуя Дитмара, он должен быть в ярости.
— Хочешь, чтобы я поднялась наверх? Хорошо. У меня к тебе вопросы.
Страшно не было. Слишком многое случилось за эти два дня. Бояться я устала. Удивляться, пожалуй, тоже.
Взошла по лестнице, по пути зажигая свет. Окна в спальне были заперты, как и дверь на балкон. Дом полнился тишиной. Ни намёка на чужое присутствие. Оставил записку и ушёл, не желая тратить время на непослушную девицу? Или...
Что, если оборотень, убитый мажисьерами, и есть Фалько? Бредовая мысль. Фалько — человек, магнетик, кто угодно, только не зверь. И у "Гиацинтовых холмов" ему делать нечего. Но тогда почему среди рычащих морд, клыков и когтей в пыльном вихре я видела его лицо?
Глава 10. Бежать?
Утром записки от сьера В. К. на кухонном столе не оказалось — сгинула, как всегда. Любопытства ради я припомнила адрес в Носсуа — переулок Лудильщиков и тэдэ, не спеша поджарила себе тосты, намазала вареньем и позавтракала, глядя в окно на пичужек, играющих в молодой траве. День выдался пасмурным. Жаль, если нашу с Дитмаром прогулку испортит дождь. Надо прихватить с собой зонтик.
Ах, как хотелось поверить, что никакой записки не было. "Крайняя степень опасности". Неужели из-за оборотней? Да какое им до меня дело! Я просто оказалась не в том месте не в то время. В городе мне ничего не грозит.
Только поди объясни это поверенному. Странно, что человек в сером френче ещё не стучит ко мне в дверь, грозя отчуждением наследства...
Я не хочу уезжать. Не сейчас! У меня свидание. Может быть, мой единственный шанс на счастливое будущее. Дитмар — сложный человек. Но было бы странно рассчитывать на простые отношения с мажисьером.
В руках оказался брелок с котёнком. Сама не заметила, когда переложила его в карман домашнего платья. Кажется, это вошло в привычку — носить подарок Дитмара при себе.
Знал бы он, как мне хотелось завести кошку! Моя любимица, серая пушистая Мышь, осталась у родителей, и в новом доме, таком большом и чужом, мне отчаянно не хватало друга, пусть даже мохнатого и хвостатого. Как славно было бы в пустой ночи прижать к себе маленькое тёплое тело и уснуть под музыку довольного урчания. Но условие сьера В. К. было однозначным: никаких домашних животных.
Однажды на улице мне попался тощенький чумазый котёнок, и я взяла его домой, решив, что если не рассказывать соседям и выпускать найдёныша во двор лишь с наступлением темноты, удастся сохранить всё в тайне. В самом деле, какая беда в том, что я заведу котика?
Первая записка появилась спустя четыре дня, ещё через три пришла вторая, а затем возник и поверенный с последним предупреждением. Хорошо, что котёнок, к тому времени отмытый и отъевшийся, приглянулся соседской девочке, и родители уважили её каприз. Иногда я видела Проказника на садовой изгороди дома Хюттенхофов, он вырос в роскошного котищу и, разумеется, совершенно не помнил свою первую хозяйку.
Что ж, теперь у меня наконец-то был собственный кот. И опять вопреки воле сьера В. К. Я провела фигуркой по щеке, кожей ощущая тёплую бархатистую фактуру, затем поднесла к носу. Надо же, не показалось! Котёнок отчётливо пах одеколоном Дитмара.
Наряд я выбрала весёлый, весенний — бледно-салатовое платье и летящий жакетик с декором из золотисто-зелёных спиралей. В самый раз, чтобы развеять мрачность пасмурного дня и, может быть, вызвать улыбку на строгом лице Дитмара. Пусть видит, что я больше не сержусь.
Шляпка, зонт, сумочка. И перчатки. Без них неловко, хоть мода и требует. Взглянула в зеркало и осталась довольна: стройна, почти как Евгения, и интересная бледность присутствует. Сбежала по ступеням в самом радужном расположении духа...
Мужчина в плаще и шляпе, стоявший на тротуаре спиной к крыльцу, обернулся на звук моих шагов. Это был профессор Роберт Барро.
Первое побуждение — скорее назад, в дом! Но придётся потратить время, чтобы отпереть дверь. А если он захочет войти вместе со мной и применит силу?
— Дамзель Войль!
Барро заступил мне путь — губы поджаты, в глазах лихорадочный блеск.
Я схватила зонт обеими руками, подняла на уровень груди. Как щит, как оружие.
— Уйдите с дороги, или я закричу.
Он отступил на полшага, дёрнул ртом и глухо, скороговоркой произнёс:
— Дамзель Войль! Верити! Знаю, в ваших глазах я чудовище, но прошу, выслушайте, это важно.
