Так, заслоняя лицо рукой, я и сошла на траву. Пилот выпрыгнул из кабины, чтобы подать мне саквояж, и отогнал зевак, которые лезли с поздравлениями и расспросами. К счастью, на краю поля уже ждал таксомобиль, заказанный транспортной компанией. Через минуту занавески на окнах электросолнечного гибрида скрыли меня от любопытных глаз.
Да, о том, что в провинции аэромобиль — диковина, я не подумала. Нестрашно. Чёрно-белая фотография, лицо закрыто полями шляпки и ладонью. Вряд ли испорченный снимок появится в местной газете. Но даже если это случится, меня в городе уже не будет.
Таксомобиль остановился у единственного в городе универмага. Там я купила новое платье в стиле Риты Ловьи, но переоделась не в него, а в невзрачный серый костюм, который послужил мне в Носсуа. В таком виде и села в дилижанс, идущий до Нида.
Тесный салон с деревянными скамьями был совершенно таким, как много лет назад. И люди совсем не изменились. Женщины по-прежнему предпочитали удлинённые юбки и собирали волосы в скучный пучок на затылке. Мужчины носили широкие брюки и пиджаки с растопыренными лацканами. Кажется, я даже приметила пару знакомых лиц.
Час в пути пролетел незаметно. Я вбирала взглядом знакомые деревушки и перелески, развилки и дорожные знаки. Улыбалась старой ветряной мельнице на пригорке и пустому аистиному гнезду на столбе. Сердце билось в радостном предвкушении.
Домой! Я возвращаюсь домой!
Дилижанс въехал в город, долго катил по улице Красильщиков, потом свернул на Хлебную и наконец — на Короткую. Сейчас будет пересечение с Длинной; если смотреть внимательно, на секунду в косом ряду домов мелькнёт наш…
Вон он!
Секунда истекла, перекрёсток остался позади, но перед глазами так и стоял высокий узкий фасад, выкрашенный розовой краской.
В Ниде полно розовых и жёлтых домов. Они подпирали друг друга боками, сливаясь в сплошной карамельный массив, и только наш дом выделялся бледно-салатовыми стенами. Мама любила этот цвет и, когда подходило время подновлять фасад, слышать не хотела о том, чтобы сделать, как у всех. К тому же перекрасить дом полностью дороже, чем освежить с лица.
Когда я уезжала, он был зелёным. А теперь стал розовым.
22.1
Для начала я прогулялась по противоположной стороне улицы. Медленно, лениво — как туристка, которой нечем заняться.
Плохое прикрытие. Туристам в Ниде делать нечего. Разве что посмотреть резьбу на деревянных домах в старой части города да побродить по парку, оставшемуся от поместья благородного кавалера, который в стародавние времена держал эти земли для графов Рованских. От господского дома не сохранилось даже руин, хотя лет двадцать назад при строительстве нового здания городской больницы нашли древний фундамент, а в нём клад — ларчик с серебряными монетами...
Признаться, я мало интересовалась историей Нида. Но когда долго живёшь на одном месте, такие вещи усваиваются сами собой.
Сейчас я шла по родному городу, как чужая. Знакомая с детства улица казалась уже, дома — меньше и беднее. Некоторые детали стёрлись из памяти, и теперь я гадала, всегда ли на двери сьера Лежо была медная ручка в виде львиной головы и давно ли на козырьке над крыльцом семейства Катрад появился кованый декор. Когда навстречу попалась мадам Ледерташ, я сбилась с шага и оглянулась по сторонам в поисках укрытия. Но соседка прошла мимо, мазнув по мне равнодушным взглядом. В груди шевельнулось странное чувство: облегчение, смешанное с обидой. Для знакомых я стала невидимкой, будто не прожила рядом с ними восемнадцать лет...
Напротив нашего дома я приостановилась и открыла саквояж, сделав вид, будто что-то ищу. Фасад и впрямь был светло-розовым, с оттенком персика — почти как у соседей слева, пожилой четы Лавассер. Некстати вспомнилось, как старая Марта грозили мне клюкой и обзывала падшей девкой, позором нашей улицы. Желтоватый дом справа принадлежал конторщику Земану. Его жена подрабатывала уборкой, а трое сыновей росли шалопаями. Когда я уезжала, старшему не было и двенадцати.
Наш дом ничем не выделялся в общем ряду. Не похоже было, что его перекрасили на днях. Жизнерадостный тон успел поблёкнуть, набраться пыли, испачкаться понизу и облупиться на углах. Разобрать оттенок занавесок было трудно, зато цветы на подоконниках бросались в глаза. Вместо маминых гераней и фикусов, которые я, сказать по правде, терпеть не могла, — амариллисы и фиалки. Дверь тёмного дуба, похоже, не меняли. А вот замок... Ладно, к замку присмотрюсь на обратном пути.
Я дошла до конца улицы, встретив по пути сьера Дижона и мадам Кравчик — оба меня не узнали. Постояла на старом деревянном мосту через речку Вильчу и повернула назад. Чем ближе подходила к дому, тем сильнее замедляла шаг, в тысячный раз жалея, что не могу притвориться кем-то другим. Стучала бы сейчас к соседям в качестве дамы-коммивояжёра, предлагающей новинку столичной моды — чулки из нейлона, или собирала пожертвования для приюта детей-инвалидов в Таленбаде.
Впрочем, к чему мудрить. Позвоню в дверь и посмотрю, кто откроет.
А если там и правда полицейская засада? Я ведь даже не смогу сказать, что обозналась.
Солнце припекало совсем по-летнему. Я остановилась в тени дохленькой липки напротив дома сьера Крюко, соседа Земанов. Со стороны Короткой бежал мальчик лет десяти со школьной сумкой через плечо. Я загадала: если свернёт к любому дому, не доходя нашего, решусь — постучу, и будь что будет. Если пробежит мимо, уйду и попробую устроиться в гостиницу.
Мальчик нёсся прямо на меня — короткие штанишки, громоздкие ботинки, кепка, сползающая на лоб. Вдруг с разгона подскочил к нашей двери и встал на цыпочки, дёргая рычажок звонка.
Я забыла, как дышать. Прошла целая вечность, прежде чем дверь отворилась — мелькнула тонкая белая рука, всколыхнулся подол светлого платья — и мальчик влетел внутрь. Хлопок, и дверь закрылась. А мне осталось только кусать губы в досаде на собственную глупость. Надо же так неудачно выбрать место. Дверь открывается на левую сторону, и человека на пороге из-под моей липы просто не видно!
Через минуту мальчик вылетел из дома уже без сумки, на ходу запихивая в рот что-то похожее на бутерброд с жареной колбаской. Я даже запах почувствовала, когда сорванец пробегал мимо, и сразу вспомнила, что в желудке у меня сегодня, кроме утреннего тоста, ничего не было.
Что ж, буду ждать, когда пострел вернётся. Только сменю наблюдательный пункт.
Я поднялась почти до перекрёстка — ближе деревьев не было, развернулась лицом к дому и решила, что не сойду с места, пока дверь не откроется снова. Пусть даже для того, чтобы выпустить наружу жандарма, посланного проверить документы у подозрительной особы под липой.
И дверь действительно открылась. На улицу вышла молодая блондинка в тёмно-синем бархатном жакетике и с кошёлкой. Должно быть, собралась купить что-нибудь к ужину в бакалейной лавке сьера Корша или в овощной мадам Войчич. Вверх по улице, полквартала направо. К мяснику — дальше. Молочник — два квартала в другую сторону.
