— А здесь не опасно? Чей это фургон?
— Ничей. Он уже много лет пустует. Сюда никто не приходит. Ты не встречалась с Бензином?
— Нет.
— Он ещё ни разу не удосужился прийти взглянуть на своих деток, — сказала Помоечница. — Не то чтобы я об этом мечтала, но всё же и совесть надо иметь! Ладно, давай сюда рыбу. А молоко у тебя есть? В бутылке? Ты что, хочешь, чтобы я пила из бутылки?
— Не шуми, я взяла с собой миску.
Кошка накинулась на молоко, а Мурли тем временем огляделась по сторонам.
— Я бы не чувствовала себя здесь спокойно, — призналась она. — Стоянка — это всегда люди. Целый день полным-полно людей.
— Да тут тихий уголок, — чавкая, отозвалась Помоечница.
— Но твои дети были бы в большей безопасности на чердаке у господина Тиббе.
Помоечница поперхнулась от возмущения, а её дети завалились набок и жалобно запищали.
— Да заткнитесь вы наконец! — гневно прикрикнула на них мамаша. — Сосут день и ночь напролет. А чуть тронь — вопят, будто их режут.
Внезапно её глаза сверкнули в темноте недобрым желтым блеском.
— Если ты отнимешь у меня детей, — прошипела она, — я выцарапаю тебе глаза!
— Отниму? Естественно, я возьму тебя вместе с ними.
— Нет уж, спасибо! Мне и здесь хорошо.
— Позже, когда они подрастут, я постараюсь найти им хозяев.
— Без надобности. Они сами себя пристроят. Пусть остаются такими же бродячими кошками, как я. Всё лучше, чем с людьми. Я всегда говорю: есть две породы людей. Первая порода — негодяи.
Она замолчала, впившись в огромный кусок вареной рыбы. Мурли терпеливо ждала.
— А вторая порода? — спросила она.
— Вторую породу я забыла, — сказала Помоечница и страшно закашлялась. — Кх-кх-кх-кх! — надрывалась она.
Мурли похлопала её по тощей спине. Помоечница выплюнула кость.
— Этого ещё не хватало! — сказала она. — Подавиться какой-то поганой костью! В следующий раз лучше смотри, какую рыбу приносишь. У меня тут и так хлопот полон рот с этим детским садом. Но знаешь, что мне особенно нравится? То, что я живу рядом с дорогим районом. Вон оттуда, — она махнула лапой, — начинаются большие виллы.
— Большие виллы стерегут злые собаки, — заметила Мурли.
— Оно, конечно, так. Но чаще всего они сидят на цепи. А рыбки в прудах там такие же толстые, как и сами хозяйки. В такую погоду все ворота и калитки почти всегда открыты. Туда только незаметно прошмыгнуть, и обязательно найдешь чем поживиться. Давай к нам. Почему ты не хочешь? Места на всех хватит. Мы могли бы вместе охотиться. И я уверена — чтоб мне попасть на живодерку! — если ты слопаешь толстого дрозда, то очень скоро опять превратишься в нормальную кошку. Фу ты, угораздило же меня...
— Что случилось?
— Какая же я дура! — воскликнула Помоечница. — Я же забыла рассказать тебе новость... Материнская любовь мне совершенно заморочила мозги.
— Одно другому не мешает, говори же.
— Это не для газеты. Новость касается тебя. Приходила твоя тетка. Тётушка Мортье, я имею в виду. Она хотела бы поговорить, но слишком стара, чтобы шастать по крышам в поисках тебя. Вот, передала всё через меня.
— Что же она сказала?
— Она просит тебя заглянуть к ней. Её навестила твоя сестра.
— Моя сестра? — испугалась Мурли. — Она же... она живёт очень далеко. На другом конце города. Что ей понадобилось?
— Откуда же я знаю, — зевнула Помоечница. — Мое дело помоечное. Здорово я пошутила? Если ты придешь завтра, позаботься, пожалуйста, чтобы в рыбе не было костей.
— А ты не будешь возражать, если я навещу тебя не одна, а вместе с моим хозяином? — спросила Мурли. — Или с Биби?
— Биби пусть приходит, — поколебавшись, согласилась Помоечница. — Она меня рисовала. Видела мой портрет?
— Очень похож, — кивнула Мурли.
— Что же до твоего Тиббе... я, честно говоря, так боюсь, что он начнет тут тетешкаться с котятами, — сказала Помоечница. — Он, этот тетешник, ещё хуже тебя. Детей моих заберет, потащит их по врачам, уколы делать и всякое такое... Пристраивать их будет...
— Я скажу ему, чтобы он не тетешкался, — пообещала Мурли. — До завтра.
...По пути домой Мурли заглянула в сад тётушки.
Спрятавшись в кустах, она мяукнула, и тут же её престарелая родственница выбралась из дома через кошачий лаз в двери.
— Ты не слишком-то преуспела, — проворчала она. — По-прежнему никакого хвоста, никаких усов и тот же дурацкий костюмчик в обтяжку.
— Я слышала... — начала Мурли.
— Правильно слышала, — перебила её тётушка. — Твоя сестра приходила.
Мурли задрожала, её голос чуть охрип.
— Моя сестра с Эммалаан?
— Откуда же ещё? Насколько я знаю, у тебя одна сестра.
— Она прогнала меня. — Мурли опустила голову. — Из дома и из сада. Она ужасно разозлилась на меня. Потому что я перестала быть кошкой. Она запретила мне возвращаться...
— Я её понимаю, — сощурилась тётушка Мортье. — Но она передавала тебе привет. Она больше не злится на тебя. Она сочувствует твоему несчастью, честное слово.
— И мне можно вернуться? — спросила Мурли. — Она согласна жить со мной?
— Естественно, не с такой, какая ты сейчас! — в сердцах воскликнула тётушка. — Сперва стань снова приличной кошкой, иначе дело не пойдет.
— Какой замечательный сад был там, на Эммалаан! — грустно сказала Мурли. — Это был мой собственный сад и мой собственный дом. И хозяйка была к нам так добра... А хозяйка захочет взять меня обратно?
— Возьмет, куда денется, если ты, конечно, вернешься к ней такой, какой была раньше, — заверила старая кошка. — И вот что я хочу тебе рассказать. Твоя сестра поняла причину твоего... твоего заболевания. С ней приключилась та же история.
— Как? — воскликнула Мурли. — Она тоже?!
— Тс-с-с, да не кричи ты так, — поморщилась тётушка Мортье. — Нет, она не «тоже»... Она чуть было не стала, как ты. У неё начали появляться человеческие признаки. Усы отпали, хвост почти исчез... Это случилось потому, что вы обе налопались чего-то на помойке института. Так сказала твоя сестра.
— Неужели? — удивилась Мурли. — Рядом с нашим домом было здание, возле него всегда стоял открытый мусорный ящик... Мы нашли там что-то съедобное.
— Вот-вот, — кивнула тётушка. — Но она съела меньше, чем ты. Поэтому у неё всё прошло.
— Само по себе?
— Нет, она сказала, что приняла необходимые меры, поэтому и выздоровела. Но если ты хочешь узнать, что именно она сделала, тебе придется сходить к ней.