– Говоришь, с налета, с поворота? Да по цепи врага густой? А давай! Тачанка, мля, ростовчанка! Действуй!
Михайловский рванул обратно к своим людям, принявшись что-то объяснять и выставлять прицелы. А меньше чем через пять минут мимо нас пронеслись набравшие ход машины убийства. Остальной народ ближе соваться не стал. Ибо бессмысленно.
А тачанки неслись словно птицы, заходя по большой дуге, в развороте. Блин! Это явно не четыреста метров! Это даже не пятьсот! Наглый поручик явно хочет сблизиться с противником на расстояние даже менее километра. Вдруг одна из лошадей, на крайней быстроходной телеге, споткнулась и упала, резко тормозя бег остальных. Тачанка при этом чуть не перевернулась. А у меня аж сердце зашлось. Неужели попали? Но стрельбы не было слышно. А экипаж, резво выскочив из своего транспорта, быстро отцепил упавшую коняшку и на оставшихся трех завершил разворот, при этом отстав от остальных метров на двести.
Но стрелять они начали одновременно. Наблюдая в бинокль, я видел, что в колонне до последнего не замечали приближавшуюся опасность. Забегали и стали залегать уже после того, как станкачи открыли огонь. При этом в бинокль было видно, что многие маленькие фигурки не залегли, а именно упали. То есть свои пули их нашли.
А через минуту все уже неслись обратно. В последний раз глянув на колонну противника, я ощерился. Ну вот. Просили задержать на пять дней? Да они теперь будут идти, озираясь да оглядываясь! И без дальней разведки шагу не ступят! Не знаю, какие там потери нанесли им сейчас, но раненых у дроздовцев точно прибавится. А это тоже вовсе не способствует быстрому маршу.
Мага тронул мою руку:
– Тшур, поэхалы. Тама много стрылают. Попаст могут глупо.
Я кивнул и, повернув лошадь, поскакал догонять своих.
Уходили мы до глубокой ночи. Не неслись, конечно, как бешеные. Так – неторопливым шагом. По степи, в принципе, носиться очень чревато, что показала та лошадь, которая, попав копытом в чью-то норку, сломала себе ногу. И это была наша единственная потеря. Даже без раненых на этот раз обошлось. От этого все пребывали в каком-то радостном возбуждении. Я в том числе. Меня настолько распирало, что вдруг, сам для себя неожиданно, крикнул:
– Чего молчим, народ? А ну, подпевай!
И затянул:
Ты ждешь, Лизавета, от друга привета.
Ты не спишь до рассвета, все грустишь обо мне.
Одержим победу, к тебе я приеду
На горячем боевом коне!
[10]Глава 11
Еще день мы пробыли на хуторе, ведя дальнюю разведку. Хотя что значит разведку? Кавалерийский взвод Журбина ушел искать противника, а мы, выставив дозоры, занимались своими делами. Похоронили убитых (наш тяжелый, невзирая на усилия фельдшера, тоже умер), провели митинг, о котором вожделел комиссар. Со взводными разбирали прошедший бой. А вернувшиеся к вечеру разведчики принесли странную весть – основных сил противника на расстоянии дневного пешего перехода не обнаружено. Дальше они соваться не стали, предпочтя глубине поиска ширину. Также было обнаружено, что возле рощи трудится похоронная команда, в количестве пятнадцати человек. Их трогать не стали, предпочтя наблюдать издалека. Те, закончив свое дело, уже после обеда на четырех телегах уехали на запад. При этом вели себя копатели пугливо, постоянно наблюдая за округой. Судя по отсутствию раненых и снаряжения, перед похоронщиками уже побывали санитары, но разведка их не застала.
А я озадачился. По моим прикидкам, дроздовцы, даже со всеми ранеными, должны были дойти до места ночевки в рощице. Но их там не оказалось. Странно это. Ну да искать мы их не станем. А то еще найдем на свою голову. Была поставлена задача – на пять дней задержать противника. Сегодня уже шестой заканчивается. Значит, задача не только выполнена, но и перевыполнена. Поэтому завтра поутру выдвигаемся обратно в город.
Тут неожиданно раздались вопли с улицы:
– Летит! Летит!
Блин, чего там еще летает? Выскочив во двор, я обнаружил, что немного в стороне трещит мотором какая-то летающая этажерка. Ого! Быстро беляки сориентировались и нашли выход из сложившейся ситуации! Только вот откуда у них самолет взялся? Или это уже немцы? Тем временем аэроплан пролетел почти над нами, и я увидел большие красные звезды, намалеванные на нижних плоскостях.
Вот те раз! Вроде наши. Теперь другой вопрос возникает – а у нас эта хреновина откуда? Тем более со звездами. Такая маркировка техники еще не очень-то принята. Правда, долго размышлять не пришлось – увидев, что несколько особо резвых бойцов начали вскидывать винтовки, заорал:
– Не стрелять! На звезды смотрите! Это свои! Флаг мне! Быстро!
А когда принесли флаг отряда, то мы его развернули горизонтально, после чего, окружающие стали свистеть, подпрыгивать и махать руками. Типа внимание привлекать. Да мы и так привлекли – дальше некуда. Особенно мореманы, в своих бушлатах и бескозырках. Тем временем летун, сделав пару кругов, неожиданно швырнул в нас какой-то бутылкой, с привязанной к ней лентой. Я даже ругнуться хотел на воздушного идиота, но вспомнив, как передавались сообщения на заре веков, задавил мат внутри и послал принести сброшенное. Это оказался завинчивающийся тубус, в котором обнаружилась написанная кривым почерком записка. С трудом разбирая карандашные каракули, со всякими «ятями» и «фетами», прочел: «Был обстрелян большим отрядом на западе, в пятидесяти верстах от вас. Там был развернут лагерь. Судя по движению, противник собирает лагерь и начинает отход в сторону Покровского».
Да уж… получается, «дрозды», после обстрела основной колонны, продвинулись вперед совсем немного. Постояли и теперь уходят назад. Круто! Видно, их разведка донесла о потере командира, да и вообще – четвертой или пятой части всех сил. При этом трупов противника не обнаружила. Вот они и заопасались дуриком переть дальше.
Ну да – Дроздовский ведь не один с этим отрядом ехал. Наверняка с ним его штабные увязались. Пусть даже немного (хотя там конных полтора десятка было), но видно, наиболее авторитетных мы покрошили, и теперь в стане врага разброд и шатания. Прикол этой войны в том, что не просто старший по званию становится командиром. Нет, стать-то может любой. Но вот пойдут ли за ним люди? Тут ведь и уважение с авторитетом должно быть немереное. У Дроздовского все это было. А вот у того, кто его заменит?
Я же, передав записку комиссару и глядя вслед улетающему аэроплану, подытожил:
– Вот так вот, Кузьма. Завтра с утреца, как и думали, возвращаемся в свои казармы. Ну а ты давай митинг собирай. Расскажем парням, как наши неполные две сотни беляков до мокрых штанов напугали.
Насчет «мокрых штанов» я беззастенчиво преувеличивал, но людям это должно понравиться.
А к окончанию митинга были произведены первые награждения в отряде. Михайловского перед строем наградил биноклем. А комвзвода-1 Липатов получил серебряные карманные часы. Откуда у меня эти вещи взялись? Ха, та еще история. Это сегодня в обед, улучив момент, меня отозвал в сторону Чендиев. Глядя на многозначительно играющего бровями горца, я спросил:
