Долго не рассусоливая, послал людей тушить амбар, а сам занялся пленными. Все они были из жилого дома и попали под вспышку, поэтому, выронив оружие, занимались внезапно испортившимся зрением, не принимая участия в бою. За счет этого и выжили. Не все – в горячке наши завалили и тех, кто сопротивлялся, и даже тех, кто не отсвечивал. Вот этим конкретно – повезло. Хозяевам дома, к слову, также повезло, потому что оккупанты проявили несвойственную европейцам гуманность и заперли пейзан в подполе еще с вечера. А то бы мои ребята впотьмах особо не разбирались, кого валить…
Придавленные внезапными перипетиями судьбы немецкие тыловики вообще ничего не скрывали и не запирались, так что допрос прошел довольно быстро. Немецкий, в отличие от английского, я знал не очень хорошо, но и этого вполне хватило, чтобы понять друг друга. А мы с Гриней, получив информацию, стали чесать репу. Что сказать – за подмогой немчура все-таки послала. Двоих, на лошадях. Унтер у них был бывалый, поэтому решил подстраховаться и заявил, что Квашино с утра будет атаковать не менее полусотни бандитов непонятной цветовой принадлежности. Угу… при этом наши доблестные разведчики так никого и не перехватили. Значит, утречком со стороны Дьяково надо ждать гостей.
Ну а сами пленные пояснили, что на станции в общей сложности расквартировано до роты противника. При этом из боевых – два пехотных взвода. А остальные такие же, как они, тыловая шушера. Шушеры много, так как они обслуживают несколько складов, куда собираются продукты для отправки в Германию. Там же находится склад амуниции, на который не далее как позавчера поступила партия сапог.
Вот эти самые сапоги нас и зацепили. Чтобы было понятно – с обувью в батальоне дело обстояло не очень. И даже очень не очень. В нынешние времена синтетики ведь еще не было. И резиновые подошвы не получили большого распространения. Использовался исключительно naturel. Клей, кожа, дратва, деревянные или латунные гвоздики. И как за ботинками или сапогами ни ухаживай, представьте, во что это все превращается после сезона активной эксплуатации? А на наших складах – шаром покати. Нет, я подозревал, что у кладовщиков что-то в заначке есть, но развернуться мне не дали. Прибежало все ростовское начальство и предотвратило вдумчивое дознание с последующими расстрелами. Тогда, чтобы успокоить нервничающего Чура, из каких-то фондов они наскребли десять пар ботинок. А что мне эти десять пар? Можно было бы пойти другим путем и попробовать купить, но оптом вообще никто не торговал, а одиночные пары погоды не делали, да еще и стоили, как будто эти опорки лично Фаберже точал. В общем, обувь сейчас это стратегический продукт.
Конечно, можно было отмародерить пущенный под откос эшелон, но там я просто протормозил. И не то чтобы протормозил, просто мысли не появилось возиться в той кровавой каше, что мы сотворили. Там даже на подходах блевать тянуло, а уж внутрь лезть…
И тут вдруг выясняется, что буквально под боком целая куча столь замечательного ништяка. Ну а главное, сам по себе захват станции заставит немцев призадуматься и не столь рьяно переть вперед. И, конечно, обязательно выделить какую-то часть сил для изничтожения зловредных партизан.
От размышлений меня отвлек Трофимов:
– Ну что, командир, немцев – в расход?
Глядя на возбужденного зама, я покачал головой:
– Григорий Иванович, откуда у вас столь кровожадные мысли? Вот на хрена их стрелять?
Тот несколько растерялся:
– Но ты же сам говорил, что мы в рейде пленных не берем? Что их девать некуда?
– Правильно. Так и говорил. Но вот конкретно эти – во-первых, активно сотрудничали, а во вторых, это не боевая единица врага, а шелупонь тыловая.
Пленные, к слову говоря, действительно выглядели довольно уныло. И вовсе не из-за плена, а изначально. Один совсем щегол с тонкой шеей и косящим левым глазом. А у остальных морщины были глубиной с каньон, и общая обшарпанность морд наводила на мысли о доме престарелых. То есть три явно нестроевых типа. Нет, их можно было бы шлепнуть, но я помнил слова своего первого командира, которые сейчас и воспроизвел:
– Ты, Гриня, имей в виду, что ад – он не резиновый. И сдерживай порывы своей широкой души. Хоть иногда. Если есть возможность кого-то просто так не убивать – не убивай.
Зам на пару секунд задумался, а потом язвительно хмыкнул:
– Надо же! Не ожидал от тебя такой мягкости и этих поповских штучек. Ад, рай… Я вот в Бога вообще не верю!
И гордо задрав нос, скосил в мою сторону хитрый глаз. Дескать, что на это ответишь? Блин! Я уже давно знаю, что мой нынешний личный состав (за редкими исключениями) вообще сильно напоминает сборище дефективных подростков с сильными криминальными наклонностями и околоуголовными понятиями. Вроде все совершеннолетние, но, сука, постоянно нарываются и проверяют командира на вшивость. Нет, обычные срочники и в мое время не сильно блистали (а чего еще ожидать от сборища малолетних долбоклюев, самому старшему из которых двадцать лет)? Но все это было не настолько гипертрофированно. Тут же, после революции, у людей, независимо от возраста, вообще планку сорвало, и они с нескрываемой радостью и удовольствием крушат все нормы правил и морали. Вот и Гришка с гордостью заявил о своем атеизме. Мол – знай наших! А ведь раньше за подобное следовали довольно жесткие репрессии. Но попы в свое время сильно перегнули и теперь получают обратку.
Зам же своим заявлением показывает, что он в первых рядах ломателей устоев, а командир, значит, ретроградствует, вспоминая какие-то эфемерные понятия гуманности и апеллируя к загробной жизни. Вот что этому жизнерадостному орясине ответить? Я лишь вздохнул:
– Поверь, ему глубоко по фигу, веришь ты в него или нет. Главное, чтобы он верил в тебя…
От столь неожиданной сентенции Трофимов выпал в глубокий осадок, а я, соображая, куда можно сунуть пленных немцев, хлопнув себя ладонью по лбу, вспомнил:
– Блин! У нас же еще офицерики в бане сидят!
В общем, произвели рокировку и поменяли нынешних и бывших пленных местами.
Допрос неудачливых офицеров производили в опустевшем трактире. Почему опустевшем? Просто, как выяснилось, немцам о нападении рассказал именно сельский бизнесмен. То-то он так трясся, когда мы к нему в первый раз пришли. Я считал, что хозяин ограбления боялся, а тут вона как получилось… В общем, пока мы с фрицами разбирались, свалил местный ресторатор, оставив на охране собственности какую-то бабку и пацана лет пятнадцати.
Ну а нам что? Помещение достаточно большое. Опять-таки освещение есть. Вот там, расположившись за столом, и принимали вояк. Их (как и говорили мальчишки) было трое. Поручик, штабс-капитан и целый подполковник. Все трое были с румынского фронта, хоть и служили в разных дивизиях. Пробирались, по их словам, до дома, до хаты. Документов не было ни у кого. Я думал, немцы забрали, но оказалось, что нет. Это еще «небратья» постарались, от которых они вообще чудом ушли, положив патруль и последующую погоню. Во время этой погони с перестрелкой потеряли двух своих товарищей. А уже здесь в селе еще одного немцы застрелили. Просто у остальных патронов уже не было, но вот у невезучего ротмистра сохранилось три штуки. Немцам от его выстрелов было ни холодно ни горячо, а ротмистр, за свою горячность, переселился под землю.
