Всех кадетов разделили на небольшие группы, и инструктора начали демонстрировать обращение с представленным оружием. Я попал в самый первый поток – мы начали с левого края, сразу оказавшись у длинного стола с пистолетами. На удивление, несмотря на то, что оружие было определено как вооружение русской армии, российский пистолет нашелся всего один – револьвер системы наган. Остальными были немецкий «люгер», он же «парабеллум» – с массивной рукояткой и одиноко куцем стволом, бельгийский «браунинг 1903», который в России использовался в основном полицией и жандармерий; классический, знакомый по фильмам «маузер» и – как мы узнали из прослушанной лекции – желанный для бойцов американский «кольт 1911», являвшийся достаточно редким, попавший в Россию только во время гражданской войны, но очень востребованный по причине надежности и убойных характеристик. Несколько «браунингов» и «маузеров» лежали с пристегнутыми прикладами –это в наше время при массовом распространении пистолет-пулеметов подобная конструкция кажется анахронизмом, а в начале двадцатого века была вполне обыденной и востребованной. Что опять же мы узнали из лекции преподавателей.
Совсем скоро над полигоном повис непрерывный гул – каждая группа, пройдя теоретическое занятие, практиковалась – один за другим кадеты под руководством мастеров отстреливали по несколько магазинов и обойм с обязательной перезарядкой. И с непременным преодолением сложностей – клинило и отказывало представленное оружие достаточно часто.
После пистолетов перешли к винтовкам. Здесь было всего четыре образца: японская «арисака» образца 1897 года, американская винтовка Бердана, более известная как «берданка», немецкая «маузер 98» и знаменитая трехлинейка Мосина. Про первые две винтовки мы слушали в основном о их недостатках – после краткой лекции о том, что из-за нехватки стрелковых вооружений в русской императорской армии правительство было вынуждено использовать старые запасы морально устаревших к началу первой мировой «берданок» или закупать некачественные японские винтовки. «Маузер» и трехлинейка, в противовес дослужившиеся и до наших дней, даже сейчас принимающие участие в вооруженных конфликтах и пользующиеся популярность у охотников, получили от инструкторов в основном положительные отзывы.
– «AR-15», более известная как «М16» – делает маленькую дырочку, в соответствии с Женевской конвенцией. «АК-47» делает большую рваную дыру, иногда отрывает конечности, не соответствует Женевской конвенции. Трехлинейка – одна из причин для создания Женевской конвенции, – хохмил наш обычно немногословный инструктор, наглядно демонстрируя снаряжение магазина винтовки Мосина из обоймы, а после сноровисто выпуская все патроны в мишень, оглашая весь полигон гулким эхом выстрелов.
После знакомства и стрельбы из винтовок мы подошли к столам с автоматами. Здесь было всего два: русский автомат Федорова, напоминавший короткий карабин и немецкий «МР-18» с боковым креплением магазина. На фоне нынешних образцов оружия выглядевших невнушительно и не сильно востребованных в первую мировую – по разным причинам, о которых мы так же узнали из лекции. Следующими были пулеметы – тоже две модели: французский «гочкисс», отдаленно напоминавший немецкий «MG» времен второй мировой, и легендарный британский «максим». Из этих требующих ухода зеленых монстров стреляли все с нескрываемым удовольствием – раз за разом разбираясь с перекосом ленты. Мне один раз даже пришлось использовать вместо молотка уставной нож, выковыривая заевший предохранитель.
Отстреляв по две пулеметные ленты каждый, подошли к столу, на котором раскинулась широчайшая экспозиция: разнообразные ножи, штыки, лопатки, самые настоящие моргенштерны, кустарно произведенные дубинки, напоминающие утыканные шипами бейсбольные биты, похожие на кукри или широкие абордажные мечи, изогнутые тесаки – все разнообразное холодное оружие, применяемое всеми воюющими сторонами. И обособлено лежала горка траншейных дробовиков – помповый винчестер образца 1897 года, активно используемый в окопной войне. Достаточно привычные даже для нашего времени очертания оружия были нарушены лишь своеобразным креплением штыка.
Здесь, прослушав краткую лекцию об особенностях траншейной бойни, постреляли из дробовиков и ознакомились с остальными образцами.
– А знаешь, почему лезвие трехгранное? – спросил воодушевленный Санчес у Блейза, пробуя заточку одного из внушительных ножей.
– Нет, не знаю.
– От него рана не закрывается.
– В смысле? – не понял Блейз.
– От него дырка в человеке треугольная. Обыкновенным ножом ткнешь в человека – получается разрез, а разрез сразу закрывается. Теперь понял? – Санчес с воодушевлением ударил ножом невидимого противника.
Блейз понял, а Санчес с явным увлечением полез дальше ковыряться в куче смертоубийственных железяк. Организованное ознакомление с образцами оружия между тем закончилось – мастера ушли через портал, а на полигоне остались только наши армейские инструктора и слуги цитадели. Группы кадетов перемещались от одного стола к другому, постреливая из представленных образцов – большим спросом, пользовался, конечно, десяток «максимов». Часть кадетов потянулась в сторону цитадели, готовиться к отпуску в увольнение, который полагался на выходные.
Направился в цитадель и я –с тоило только Юлии оказаться близко. Всю неделю, кроме индивидуальных занятий, она так и старалась постоянно держаться рядом. Но в цитадели разошлись – я, наконец, нашел время зайти к Ребекке и направился в ее кабинет на третьем ярусе в сопровождении слуги цитадели.
Графиня была не одна – напротив нее за столом сидела уже знакомая дама, виденная мной в Бильдерберге. Офицер отдельного британского колониального корпуса – именно они носили красные кители, дополненные черными штанами или юбками с золотым тиснением, –на одном из недавних занятий нам рассказали о новой форме и знаках отличия, введенных в Транснаполисе.
Напряженный разговор, судя по всему, уже закончился – и, наградив меня коротким кивком, британка ушла через портал. Ребекка, крепко зажмурившись, через пару мгновений спрятала лицо в ладонях. Я подошел ближе, видя, что графиня сильно утомлена – ее поникшие плечи разительно контрастировали с гордым и независимым обликом во время окончания беседы с британкой. Встав совсем рядом, положил руку Ребекке на плечо, пытаясь придумать поддерживающую фразу, как вдруг графиня, к моему несказанному удивлению, подалась навстречу. Прижавшись, она обняла мои бедра, невольно и я шагнул еще ближе. Так мы провели некоторое время в безмолвии. Усталая Ребекка сидела, я стоял рядом, поглаживая ее по волосам. Чуть погодя графиня все же откинулась на спинку кресла, а я, чувствуя, что обстановка стала неформальной, присел на край ее стола.
– Проблемы? – поинтересовался я коротко.
– Можно сказать и так, – кивнула Ребекка со все еще закрытыми глазами. – Требующие решения, – добавила она.
– Э… Карта? – осторожно произнес я.
Ребекка закусила зубками нижнюю губу и отрицательно покачала головой.
Карта Хаоса, могущественный артефакт, находилась сейчас во французской цитадели. И об этом знали кроме меня и Ребекки лишь магистры британской и французской цитадели, а также считанные мастера. Ну и вполне возможно те люди, кто эту самую карту потерял.
