— Я предпочту честную встречу на поле брани с самим Черным, — честно и прямо ответил рыцарь.
— Ха, ну… каждому свое. — Ответ собрата по оружию не испортил настроения Серо. Скорее тот пришел в еще более доброе расположение духа — дескать, хорошо, что нам по нраву разные забавы, на мою долю больше достанется!
Рыцарь легко вскочил в седло и поднял руку, отдавая команду отряду. При движении серый плащ чуть распахнулся, и Фалькор уловил отблеск путевого медальона с характерной выщерблиной на ободе сверху. Зная, как братья-хранители на складах горазды придираться к любой порче магического имущества, рыцарь всегда пристально разглядывал любые предметы, принимаемые во временное пользование. Недоброе предчувствие, смутной тенью одолевавшее белого рыцаря после беседы с начальством, поднялось в душе и властно забило в тревожный барабан.
— Вперед, братья! Убьем рыжую ведьму! — скомандовал Серо, и тихий, исполненный скрытого злорадного предвкушения голос его прозвучал для Фалькора грохотом гробовой крышки. Той самой, под которой хоронили смутную надежду на ошибку.
Да, не в добрый час последовал белый рыцарь щедрому предложению обитателей горного монастыря. Спал бы сейчас на своем жестком ложе, и никакие сомнения и муки совести не терзали бы его душу. Увы! Сделанного не воротишь. Да и не жалел ни о чем Фалькор. А еще очень надеялся на то, что он сейчас глубоко заблуждается. Так хотелось, чтобы все его подозрения оказались ужасными, нелепыми домыслами.
Белый рыцарь взлохматил пятерней свою льняную гриву и пошел в сортир. Единственное место, где, как он знал точно, услыхав как-то от приятеля, не работали никакие следящие чары, вступая в конфликт с очищающими. Прислонившись к стене, Фалькор подул на ноготь своего указательного пальца, где проступила, нет, не черпая метка, а небольшая белая закорючка, нацарапанная при расставании поганцем дроу. Просто так, на всякий случай.
— Зэр, — подышав на палец, ощущая себя при этом и дураком, и предателем всех идеалов одновременно, позвал Фалькор.
— О, мой белый приятель! Кого я слышу! Уже соскучился? — удивился дроу, отражая чей-то удар и смаргивая кровь с разбитого лица, половину из которого занимал великолепный серо-лиловый синяк.
— Скажи, ты можешь проверить, все ли благополучно с Марией?
— Конкретнее, — потребовал ответа враз отбросивший шутки дроу, и его противник отступил, проявил несвойственное черным великодушие, позволяя партнеру завершить разговор, не отвлекаясь на бой.
— Не могу, — промолвил Фалькор, едва не отключаясь от боли, вызванной тем, насколько близко он подошел к границе нарушения клятв Белого ордена. Один из постулатов его гласил: никогда и ни при каких обстоятельствах не передавать черным ничего, касающегося белых собратьев.
Впрочем, слов более не требовалось, Зэр понял и процедил:
— Вот как. Лицемерные твари…
— Пройди, достойный рыцарь, я даю слово о непричинении вреда телу и душе. — Звучный глубокий голос вступившего в беседу пробрал Фалькора до самого нутра. Но отступать перед кем-либо мужчина не привык. Он упрямо сжал зубы и принял данное слово вместе с протянутой рукой. Обжигающей, как уголь, и леденящей, как снег.
Выглядел надменный и будто сошедший с парадного портрета Зэр весьма потрепанным. И тот, кто его трепал, сейчас отпускал руку Фалькора, вкладывая меч в ножны. Идеалистом Фалькор был, но в дураках не числился отродясь, потому сообразил мигом: тот, кто дал ему слово, и тот, кто разукрасил дроу, и есть тот самый ужасный монстр — собственной персоной Черный Властелин, которым пугали миры в целом и молодых послушников ордена в частности.
И вид «воплощение истинного зла, что темнее беззвездной ночи», после вопроса о безопасности девушки Маши имело весьма встревоженный. Обратив свой взор на Фалькора, Черный Властелин велел:
— Ничего не говори, думай о том, что видел или слышал, думай о своей тревоге.
И Фалькор подумал. Сейчас вовсе не считая себя предателем светлых идеалов. Уже не считая: то, чем собирался заняться Серо, даже если это никоим образом не касалось Солнечной Девы, все равно оставалось гнусью, недостойной белого рыцаря.
И плевать было Фалькору на то, что сейчас Черный Властелин, чья тяжелая длань легла на макушку рыцаря, читает его мысли, разум или еще как-то постигает суть подозрений. Коли Солнечной Деве воистину грозит смерть, плевать на все, если только беду от нее можно отвести. Понимание того, что подобная Марии необходима мирам, возникло у мужчины с первого мига и крепло с каждой минутой, проведенной в обществе ортэс. Деяние же ее — пробуждение Спящих Холмов фэйри — перевело интуитивное понимание в истинную уверенность.
— Мой Повелитель? — уточнил Зэр, когда Дейдриан опустил руку и отступил от рыцаря.
— Лицемерная белая гнусь, — процедил Черный Властелин. — Следует навестить Марию. Может статься, твой приятель прав в своих подозрениях.
— Я проверю, — с готовностью встал по стойке «смирно» носитель роскошного синяка на пол-лица, даже не сподобившись возмутиться производством в приятели белого рыцаря.
— Мы, — почти ревниво поправил воина Черный Властелин.
Его тяжелые руки поднялись и упали почти неподъемным грузом на плечи двоих. Из фехтовального зала, где Черный Властелин выбивал из своего верного главнокомандующего пыль, точно из коврика для ног, все исчезли, чтобы возникнуть рядом с очень хорошо знакомой Фалькору и Зэру тренировочной полянкой. Нескольких секунд им хватило, чтобы сориентироваться в происходящем.
Новый день начался у Маши с очередной порции удивления. Она могла бы предположить, что вредный фэйри вылакает всю бутылку кагора или даже выйдет ловить кого-то из соседей, чтобы добрать в рацион свежей крови, но ничего неприятного не случилось.
Фэб обнаружился на кухне сидящим у радио, вечно настроенного на волну классической музыки — единственную, которую признавал в качестве «белого шума» дедушка Федя. Для самой-то Маши ничто милее заурядной тишины или звуков природы не было.
Полузакрыв раскосые янтарные глаза, Фэб почти лежал на мягком диванчике у стола и упоенно слушал. Он словно качался на волнах музыки, и на ярких губах играла задумчивая улыбка. Он даже не сразу отреагировал на присутствие девушки, а когда очнулся, задумчиво признал:
— Вино в твоем мире скверное, человечка, кровь несъедобна, но созвучия гармоний великолепны. Я смогу жить.
— Хорошо, — облегченно вздохнула Маша, совесть которой тревожила мысль о вынужденной голодовке волшебного человека. Или, скорей уж, не человека. Но все равно тревожила. Пусть вреднючий, но древний и даже вошедший в фольклор других миров. Узнал же его Фалькор по описаниям из легенд. И вообще, морить голодом никого нельзя!
Быстро перекусив йогуртом и яйцом всмятку, Маша помчалась в парк на тренировку. Фэб листиком затерялся в волосах. Оставаться и проверять, истает ли он с концами или только всласть помучается до возвращения человечки, фэйри совершенно не хотелось.
