Самого рыцаря от болевого некогда спас температурный шок — следствие купания в водопаде, собратья же его сейчас в полной мере ощущали все «прелести» прояснения сознания. И, что еще более занятно, одновременно с прояснением приходило четкое осознание причин помутнения, а ими являлись властные виновники с магическими кристаллами подчинения, замаскированными под почетные знаки Братьев-Советчиков. Одним словом, желающих «побеседовать по душам» с Советчиками в замке и за его пределами неожиданно нашлось предостаточно.
Фалькор только сейчас уяснил, взирая на разверзшийся ад, почему так мстительно усмехался Черный Властелин, помогая рыцарю света. О да, лишь жажда мести двигала Владыкой Дейдрианом. Но положа руку на сердце рыцарь не мог упрекать черного. Это чудовище, бушующее сейчас в замке, они — светлые — взрастили сами.
Что оставалось делать Фалькору? Следовать извечной истине: не можешь предотвратить — возглавь. По крайней мере, его авторитета и силы должно было хватить, чтобы остановить банальную бойню, обратив ее в справедливое судилище. Ну… в относительно справедливое. Собственный пожар в груди, взывающий к мести не за туман рассудка, но за едва не загубленную жизнь ортэс, рыцарь постарался сделать пламенем истины.
Закупорив почему-то вновь совершенно полную бутылку, рыцарь высунулся из окна и, перекрывая шум, заорал:
— Во имя ортэс, братья, стойте!
Заори он что-нибудь про свет, милосердие или иное абстрактное понятие, осточертевшее и извращенное сетью подчинения, эффекта бы не было, или, скорее, он оказался бы обратным. Но странное, едва знакомое слово «ортэс» заставило притормозить даже наиболее ретивых мстителей.
Мысленно попросив у Света помощи, Фалькор помчался к собратьям. Бедный, бедный рыцарь, он позабыл старинный постулат: «всякое доброе дело наказуемо», и не обратил внимания на еще один, близкий по смыслу: «инициатива имеет инициатора».
Одним словом, к середине безумного дня белая верхушка ордена целиком сменилась на одного-единственного белого главу — рыцаря-спасителя Фалькора. И самым обидным было то, что сам спаситель этой славы и этого бремени ни на ломаную медяшку не жаждал. Но везет тот, на ком едут. Фалькор взвалил на себя бремя со смиренным вздохом и смутной надеждой, что теперь-то никто из его соратников не вздумает поднять руку на ортэс, а сам он когда-нибудь еще посидит на уютной кухоньке. Там, где так вкусно пахнет домашним печеньем, где так спокойно и уютно, что даже соседство с черным рыцарем за одним столом ни капли не раздражает.
Когда встал вопрос о каре для «кукловодов», Фалькор почти растерялся. Те, кто провоцировал такое, на его взгляд, лишились самого права именоваться рыцарями света, погрузившись даже не во тьму, а в грязь, не имеющую оттенка.
Машинально рыцарь, теперь уже официально именуемый спасителем, положил руку на бутыль с волшебной водой. И та толкнулась ему в руку, будто просилась наружу. Фалькор снова осторожно открутил крышечку, и весь замок, собравшийся на суд, замер в благоговейном изумлении. Светящиеся искры, вылетевшие из-под крышки, снова накрыли искристой светлой и живой радугой-куполом все вокруг. Те, кто пострадал от серой сети, получил исцеление, а те, кто был причиной чужих мук и ждал наказания, были ему подвергнуты.
Нет, их не казнили и не пытали. Их кара оказалась иной. Вместо восьмерки — счастливого числа света — братьев-советчиков, помятых «благодарными» жертвами, теперь стояли, лежали, сидели создания, опутанные светлой сетью контролирующего заклинания.
Среди них были почтовые птицы — из тех, которых посылают в края, куда послание не доставить магией, сторожевые ящеры, призываемые для охраны форпостов света в самых суровых землях, боевые жеребцы, которых хозяева бросают в гущу безнадежного боя, зачастую даже без седока, с единственной целью — закрыть брешь в обороне, дать разумным двуногим шанс уцелеть.
Фалькор оценил иронию кары и кривовато усмехнулся. Дошел смысл наказания и до призывающих к расправе с предателями рыцарей. Они разразились ликующими криками, почему-то прославляющими не только справедливость Света, но и Фалькора.
Будто в ответ на эти крики радужный дождь не ограничился преобразованием виновных, он сформировал в подтверждение уже врученных взбудораженным массам полномочий медальон. Украшение чем-то походило на те, которые прежде носили братья-советчики, но сияло как белая звезда, излучая квинтэссенцию света. Это артефакт неведомая сила поместила точно на грудь Фалькора и оставила там. Ни застежки, ни цепочки камень не имел, просто висел на груди рыцаря, и все.
А ведь тот, по собственному глубочайшему убеждению, был совершенно ни при чем. Вся его вина или заслуга — тут уж каждый пусть судит сам — заключалась лишь в том, что он последовал совету Черного Властелина. Но разве же кого-то в этом можно было убедить? Фанатики порой такие фанатики, а уж светлые втройне. Фалькор познал это на собственной шкуре.
Глава 27
ПРАВО НА ОТДЫХ И ПОДАРКИ
В сумасшедшей и по большей части самой ненавистной из всех — административной — круговерти для несчастного минуло несколько десятков дней. Когда рыцарь-спаситель понял, что еще одна папка с документами, еще один доклад брата-письмоводителя и еще одна исповедь-покаяние от очнувшихся рыцарей, и все — он станет не спасителем, а убийцей, рыцарь позорно бежал. Последней каплей сделалось вывернутое перед ним грязное белье — перечень гнусных деяний проспавшегося Серо и его команды. Этим, оказывается, такую гнусь, как уничтожение ортэс, поручали с мерзейшей систематичностью. Фалькор, мысленно кривясь от подступающей тошноты, выслушал всех с непроницаемым лицом и своей волей назначил бессрочное покаяние: служение в госпиталях, сиротских домах и приютах для умирающих от неизлечимых болезней. Если уж смывать грязь с душ, то не затворничеством и не битвами с тьмой, а сражением с тьмой в собственных душах и милосердием.
Выпроводив захлебывающуюся восторгом и горящую жаждой немедленных действий команду, Фалькор сдался собственным желаниям. Ему даже не понадобился открытый портал, артефакт или помощь брата, открывающего пути. Медальон-кристалл на груди вспыхнул и переместил рыцаря к двери знакомой квартиры странного технического мира, служившего приютом ортэс.
Рыцарь потоптался, тщательно вытирая сапоги о влажный коврик, и неуверенно постучал. Вдруг Солнечная Дева дома? Замок щелкнул, и дверь распахнулась. На пороге стоял осенний фэйри и с возмущением глядел на белого рыцаря. Вместо приветствия Фэб топнул ногой и капризно выпалил:
— Половина печенья моя, ортэс обещала! Уяснил?
— Э-э, — многозначительно ответил Фалькор и едва не поплатился за свою мудрую речь захлопнувшейся перед носом дверью, но к фэйри присоединились Зэр и Мария.
— Приветствую, белый, решил наконец возобновить тренировки с ортэс?
— Э-э, — теперь уже смущенно потупился рыцарь, у которого под гнетом многочисленных управленческих задач совершенно вылетела из головы необходимость обучения девушки элементарным правилам владения мечом. Он и о еде-то забыл напрочь и вспомнил только сейчас, когда на него пахнуло запахом печенья и… да, какого-то варева с мясом.