В животе у Фалькора не забурчало или заурчало, а хищно взрыкнуло, столь громко, что Зэр осклабился, Фэб поморщился и буркнул: «Ладно, поделюсь», а Маша ухватила бедолагу за рукав и потащила на кухню, кормить.
Две тарелки странного, но ужасно вкусного красного и обжигающе горячего варева рыцарь сглотнул одним махом. Жареную картошку с котлетой ел уже медленнее, чувствуя, как приятная сонная сытость разливается по телу. А потом исчезло все, кроме ласковой тьмы, качавшей его, как в колыбели.
Очнулся Фалькор с блаженной улыбкой человека, впервые за несколько дней вкусно поевшего и толком выспавшегося. Весь такой счастливый он лежал в просторной мягкой кровати пару минут, пока до рыцаря не дошло, что собственная его узкая кровать подобными просторами и удобством никогда не отличалась. Проклятая аскеза и ограничение во всем. Следом мужчина вспомнил, где именно прошли его последние сознательные минуты, и подорвался, словно опаздывал на пожар.
Он был почти одет, лишь котта покоилась на стуле рядом и шнуровку рубашки кто-то распустил, облегчая дыхание спящему. Первую пару секунд рыцарю было немного стыдно, а потом он решил наплевать на правила приличия. Не голый же он с парой девиц на ложе проснулся, ничьей скромности не умалил. И вообще, если всяким черным дроу можно трескать печенье на кухне у ортэс, то и белым рыцарям вздремнуть поблизости тоже никто не запретит. Хотели бы помешать, разбудили бы. А его сон тревожить не стали, наоборот, накормили, позаботились и дали выспаться.
Судя по положению солнца за окном, спал рыцарь недолго, самое большее пару часов. Разрушая эту наивную уверенность, слева от ложа раздался мелодичный смешок, и звонкий голос Древнего протянул:
— Ну и горазд же ты дрыхнуть! Более суток поваленным деревом в лесу лежал. Если бы не черный, я бы тебя давно растормошил. А она запретила. Пожалела. Хотя… — Фэб сделал вид, что задумался, или и в самом деле какая-то крупица сочувствия закралась в его буйное ледяное сердце. — Черный говорил, ты теперь владыка над рыцарями в своих мирах. А водить воинство — та еще морока. Умаялся с непривычки-то, особливо если о нуждах телесных забывал. Вы, люди, такие хрупкие порой, только поиграть соберешься, раз — и сломались.
Фэйри скорчил недовольную гримаску капризного ребенка, у игрушечного солдатика которого «случайно» отвалилась нога. А ведь ничего не делал, только пару… десятков раз на пол уронил, пяток наступил и разочек сжечь попытался, когда утопить не получилось.
— Леди Мария в доме? — одевшись под сентенции Фэба, справился Фалькор.
— Занимается науками, у нее испытания завтра поутру, — ответил фэйри, не вдаваясь в подробности, смысла которых не ведал, да и не особенно стремился вникать. Если скачки по мирам и всякие веселые приключения Древнего забавляли, заставляя смириться с противоестественной связкой человек — фэйри, то точные науки мира технического навевали откровенную скуку. Потому Фэб удалился от ортэс на максимальное, какое только мог себе позволить без ущерба для комфортного бытия расстояние и нашел подходящее занятие.
Он развлекался наблюдением за дрыхнущим рыцарем. Ну как развлекался. Не просто смотрел. Поначалу часа три или пять пытался навеять соне кошмар поужаснее. Тщетно! Рыцарь беспечно улыбался во сне и шлепал губами, будто видел что-то очень вкусное. Поскольку ни многоглавое с тысячью зев чудовище, прозванное Поглотитель Бытия, ни туманные кошмары Бездны Двора на право именоваться вкусной и здоровой пищей претендовать не могли, Фэб признал личное бессилие в деле выкошмаривания толстокожих идиотов.
Его чарам твердолобый чурбан-рыцарь оказался не по зубам. То ли слишком тупой, то ли слишком белый. Эх! Потому Древний придумал другое развлечение и вот уж ему-то отдался всеми сердцем, вдохновением и душой, которой, как напропалую врали в иных мирах, у фэйри обоих Дворов не имелось. Идиоты! Без души невозможны полет вдохновения, фантазия, радость и смех. Жестокими, по разумению людей, Древние были, но чтобы бездушными — никогда!
Одним словом, вдохновившись разлукой с родиной и созерцанием чуда у водопада, Фэб принялся творить. А кто скажет — вытворять, тому не грех и в физиономию плюнуть! И вообще Фэб Кнутовище всегда любил умиротворяющие пейзажи. Гобеленами в отдельных покоях Холма он мог любоваться часами.
Потому фэйри засучил рукава, достал из-за пояса свои прекрасные кисти и принялся творить, отключившись от реальности. О, этот полет фантазии и радость созидания — они были не чужды Древнему, разумеется, на свой манер.
Кажется, пока он творил, в комнату заходил черный рыцарь. Но препятствовать работе не стал, даже пытался выразить одобрение — похлопать по плечу. Фэйри рефлекторно оскалился и чуть не оттяпал фамильярному дроу протянутую руку. Тот внял предупреждению, вспомнил про острые зубы и удалился, посмеиваясь. Вроде как и ортэс в комнату не пустил. И к лучшему, нечего ЕМУ мешать!
Взбодренный сном рыцарь вскочил с кровати, а фэйри почти нетерпеливо — как каждому выдающемуся мастеру ему не терпелось узреть реакцию на свое творение — посоветовал:
— У ортэс есть купальня. Освежись, прежде чем предстать перед девой!
И даже ткнул рукой в нужном направлении.
Фалькор смущенно кивнул и побрел туда, куда сказали. Там-то, перед высоким зеркалом над раковиной, его и ждало столкновение с художественной реальностью. Сказать, что рыцарь заорал, было бы сильным преувеличением, но его сдавленный шокированный вопль Маша все-таки услыхала и поспешила на помощь.
Фэйри, разумеется, тоже ринулся в нужном направлении. Рыцарь стоял в ванной и пялился в зеркало на свой торс, на котором играл всеми красками радуги водопад. Тот самый, у которого он давеча наполнял бутыль. А на спине — Фэб не был уверен, успел ли Фалькор разглядеть диво — простирались два зеленых холма Древних. Удачно получилось! Грудь и спина у рыцаря широкими оказались, а сон беспробудным.
Если касательно причин чудесного явления водопада на груди рыцаря у Маши могли быть какие-то сомнения, то Холмы на спине Фалькора, отраженные в зеркале, однозначно указывали на творца картинок.
Девушка только тихо вздохнула и спросила у проказника:
— Зачем?
— Красиво, — светло и безумно улыбнулся фэйри, пожимая плечами. Но все-таки опустился до чуть более развернутых пояснений: — Было скучно. Черный учит тебя и принес бумажки, на которые ты покупаешь еду, этот лишь спал и ел. Я взял плату.
Фалькор стал свеколько-красным, а Маша поспешила успокоить беднягу:
— Я не беру денег с друзей, Фэб! И шутка хороша лишь тогда, когда радует и того, над кем пошутили. Как смыть картинки?
— Никак, — оскалился обиженный фэйри. — Только вместе с кожей. Содрать?
— Не надо, — поспешно отказалась девушка, уже немного знавшая своего вынужденного безумного соседа и то, что у него слово с делом не расходятся. И обратилась к рыцарю, фактически уволакивая фэйри за дверь: — Прими душ, я тебе пока покушать разогрею. Гречку с тушенкой будешь? Поешь, и подумаем, как быть.
