– Вот оно! Садись и слушай. Итак, секта или движение инцелов возникло в Новом Свете. Первоначально это были маленькие группки невинных молодых людей, которые никак не могли найти себе пару. Однако его радикальные члены достаточно быстро изменили саму постановку вопроса. Секта приобрела чёткие черты гендерного экстремизма. Неудовлетворённые мужчины сблизились на почве махрового женоненавистничества!
Я предпочёл присесть. От того, что месье Ренар зачитывал дальше, волосы на голове вставали дыбом…
Самые нудные, скучные, тупые, закомплексованные, не уверенные в себе представители мужского пола дружной толпой впадали то в истерику, то в агрессию. Они выдвигали требования к женщинам – любить их несмотря ни на что! А тех, кто любить инцела не согласен, должны карать на государственном уровне! Эти моральные уроды грозно требовали разрушения самого института брака, узаконивания пыток для женщин, снижения возраста выхода замуж до десяти лет, права на физическое насилие, бесплатной национализации гаремов, вменения в обязанность мужу делиться женой с каждым желающим, а также полного приравнивания женщин к бессловесному скоту.
И ведь в секте были только люди! Ни одному из «близких к природе» даже в голову не могло прийти так позориться. Бывшие животные успешно подавали пример человечности тем, кто катастрофически быстро терял свой людской облик…
– Сэр, как такое возможно? Мы, победители страшных войн, живём в просвещённом девятнадцатом веке, эпохе электричества и пара, великих научных открытий и быстрорастущего прогресса. Откуда в нас такое… такая… дикость?!
– Меня всё ещё умиляет твоя подростковая бескомпромиссность. Мир не делится на чёрное и белое, хотя, должен признать, это невероятно удобно. О, кажется, стукнула дверь?
Вернувшийся дворецкий протянул хозяину дома белый запечатанный конверт без подписи. Лис кивком головы попросил меня передать ему специальный костяной нож для вскрытия телеграмм и разрезания страниц книг. Потом отбросил пустой конверт на пол, быстро прочёл всё, что было написано на листе бумаги с одной лишь стороны, и, скомкав, отправил письмо вслед за конвертом.
– Ничего полезного? – рискнул спросить я. Учитель раздражённо фыркнул.
Понятно, полиция ничего не знает, но всё под контролем, бдительность усилена, посты удвоены, нет причин для волнения, Скотленд-Ярд лишь просит женщин без крайней нужды не выходить на улицу, не разговаривать с незнакомцами, не бродить в одиночку после наступления темноты, не дышать грудью и вообще как-нибудь поменьше привлекать к себе внимание.
Ньютон-шестикрылый, даже мне было понятно, что полиция просто разводит руками, даже не пытаясь скрыть свою беспомощность. Но самое неприятное оказалось впереди. Месье Ренар уточнил у дворецкого, не пора ли перекусить. Шарль подтвердил, что подаст обед через пятнадцать минут. То есть никто и близко не собирался заниматься поисками двух исчезнувших девушек, ни Скотленд-Ярд, ни мы.
– Мальчик мой, не уточнишь мне один момент?
Поскольку я весь ушёл в свои мысли, то ответил не сразу, и лису пришлось повторить:
– Один вопрос не даёт мне покоя: можно ли провести электричество от аккумулятора до уличного фонаря без проводов?
– Не очень понял вас, сэр. Очевидно же, что невозможно!
– Тогда какого дьявола бесхвостого ты тут всем лицом разыгрываешь при мне греческую трагедию?! Точно так же нельзя проводить расследование, не имея фактов. У нас нет преступления, нет предполагаемых злоумышленников и, самое главное, нет жертв! Девушки не найдены, ни живыми, ни мёртвыми. Что я могу сделать?
– Простите, но…
– Ты хотел сказать, что я гений и могу разгадать любую тайну? – гордо выпрямился он. – Да, это так, кто бы спорил?! Я тоже считаю, что мой уровень умственного развития несколько превышает среднестатистический. Но никто не пускает электричество без проводов, и никто не берётся за дело, пока доподлинно неизвестно, что здесь имел место преступный умысел. Так что имей в виду, если хочешь продолжать работать у меня, то, уж будь добр, засунь своё личное мнение в…
– Ваш кофе, месье. – Чрезвычайно вовремя появившийся Шарль, как всегда, спас положение.
Лис вцепился в чашечку с горячим напитком так, словно это было противоядие от тоски и плохого настроения. Что, признаться, вполне могло иметь место.
Нет, я не был на него ни капельки обижен. Только дурак предположил бы, что Ренара волнует лишь соблюдение законности, а не чья-то жизнь. Сейчас в нём больше говорило раздражение и досада на самого себя. Мой учитель порой чрезвычайно остро реагировал на самые вроде бы простые вещи: лужа на тротуаре, долгое ожидание свободного кеба, редкий дождик в лицо или за шиворот, какое-нибудь очевидное враньё в нашей продажной прессе – всё это легко выбивало из колеи его творческую натуру. Боюсь, по факту он просто не умел проигрывать.
После плотного британского обеда, состоявшего из чёткой смены блюд: греческого салата, сырного супа с копчёной треской и шампиньонами, запечённых под тремя соусами говяжьих рёбер, пирога с бараниной, розового зефира и бланманже на десерт, – хозяин дома уселся в кресле с бутылкой шабли, заметно подобрев и расслабившись.
Разумеется, это ни разу не означало, что ему взбредёт в голову извиняться передо мной, но, по крайней мере, Юпитер не гневается, гроза прошла, землетрясение отступило и с секретарской должности меня уволят не сегодня. Уже вполне себе приятно, знаете ли…
Вечерний выпуск «Таймс» не принёс успокоения. Нет, хвала пресвятому электроду Аквинскому, никого больше не похитили, полиция бодрствовала, преступники затаились на время. А более никакой полезной информации ни я, ни мой учитель, ни даже дворецкий, изъявивший желание помочь, в газете не обнаружили. Лис практически пал духом, повесив хвост и опустив усы, но спасение пришло, откуда не ждали.
…В дверь постучали. Шарль доложил, что какой-то уличный мальчишка с внешностью Гавроша хочет что-то мне передать. Да, да, именно мне, а не хозяину дома. Который, если подумать, считался умершим, так что чему удивляться-то, верно? Я встал, отложил учебник по немецкому и отправился вслед за дворецким. Разумеется, Шарль никогда не посмел бы пустить в прихожую подозрительного незнакомца, пусть даже и малолетнего.
Когда я вышел на порог, то столкнулся нос к носу с всё тем же конопатым Джоем.
– Шикарно живёшь, красавчик! Угостишь пивком?
– Нет, – обрезал я. – Ещё что-то?
– Есть кое-что для тебя, но… – Он сделал вид, будто бы задумался, почёсывая подбородок. – Да брось, Эдмунд, ты ведь богач! Господь и церковь учат нас помогать ближнему.
Я развернулся, закрывая дверь, но Джой успел подставить грязный ботинок к косяку.
– Эй, не кипятись, красавчик! Ты спрашивал про Большого Вилли? Вот смотри! – На его ладони лежали две плоские конфетки или таблетки, одна чёрная, другая красная.
– Что это?
– Пять фунтов!
– За никому не нужные таблетки?!
