Тихо, пусто. Не холодно и не жарко… просто никак. Этот мир был странным и по сравнению со светлым каким-то урезанным, скучным и мрачным. Но Глебу это даже нравилось. Потому что там, откуда он пришел, произошло слишком много всякого. И больше плохого, чем хорошего. Скучно и мрачно? Пусть так. Он готов поскучать, если это поможет ему дойти до Зовущего. Ведь здесь некому ему помешать, остановить, напасть, причинить боль. Все, кто мог это сделать, остались в светлом мире. Здесь Глеб не боялся. Просто шагал и шагал. Странно, казалось, он давно уже должен устать: сколько в светлом мире прошел, да и здесь тоже. Но тут, в теневом мире, он не уставал. Словно не шел, а летел, не прилагая к этому никаких усилий. Может, кстати, он смог бы и полететь. Почему-то Глебу казалось, что здесь все возможно. Он попробует… но потом. Пока было немножко боязно: и так-то почти ничего не видно, но он хотя бы ощущал твердую землю под ногами, и это придавало уверенности. Мальчик и без того уже начал чувствовать себя в этом пустом тумане чем-то вроде привидения, а если взлетит… Нет, с этим лучше подождать.
Время от времени Глеб слышал какие-то голоса. Далекие, отдающиеся эхом и в то же время глухие, как сквозь подушку. Какие-то были знакомы, какие-то нет. Пару раз Глебу почудилось, что он слышит голоса папы и мамы, зовущие его… А может, и не почудилось: они ведь ищут его, беспокоятся. Но сейчас, отсюда, Глеб не мог им ответить. Хотел, но не мог. Да и побаивался: а ну как папа и мама заставят его выйти отсюда и вернуться? Не дадут дойти до цели, накричат и, чего доброго, накажут. Нет, сначала он сделает то, что должен, а потом откликнется. Глеб очень по ним скучал, правда. Но дело было важнее.
Потому что… вот, например, другой голос, который тоже его звал. И этот голос Глеб тоже не спутал бы ни с каким другим. Зовущий, или Источник, как его называет дядя Миша. Только здесь от этого голоса не разрывалась голова, он звучал негромко и не страшно. Глеб даже пару раз подумал о том, чтобы ответить, все равно же идет к нему, но удержался. Источник зол, а ну как он натравит на Глеба своих чудовищ и те проберутся сюда? От этой мысли мальчик вздрогнул. Раньше-то Глебу казалось, что Зовущий просто в беде и ему нужна помощь. Но это было до того, как он увидел этих чудовищ там, в светлом мире.
А сейчас… Глеб понимал, что с Источником все не так просто. Что он сам может быть бедой для кого угодно. В том числе и для него, Глеба. Но остановиться мальчик уже не мог – слишком далеко он зашел, чтобы поворачивать назад, да и старый страх, что его кошмары никогда не закончатся, был сильнее нового – перед Зовущим. Но это было не самым главным: те чудовища, которых послал Источник, куда-то же шли. Туда, где люди. И не с добром шли, конечно. Если он, Глеб, не уговорит Зовущего прекратить все это, чудовища принесут много зла. Нельзя этого допустить, ни в коем случае нельзя!
Шагать, шагать, не останавливаться! Глеб не знал, далеко ли ему еще идти и сколько займет эта дорога. А ведь это было важно. Чем скорее он доберется до Источника, тем скорее все закончится. Но мальчик не знал, как ему ускориться, и от этого нервничал все сильнее. У него постепенно нарастало чувство, что он опаздывает, и от этого на глазах выступали слезы бессилия. Он их сердито стирал, потому что мужчины не плачут, но они упрямо возвращались. Ну почему все так? Может, ему надо было раньше отправиться сюда? Все рассказать родителям, уговорить их отвезти его? Может, и надо было, но получилось так, как получилось. Он промедлил, Зовущий разозлился, и теперь там, на границе Зоны, как это место называет дядя Миша, возможно, умирают люди. И все это из-за него, Глеба. Из-за того, что он поздно сообразил, промедлил, испугался.
Может быть, потому, что мальчик слишком закопался в своих горестных мыслях, он и не сразу услышал новый голос. Пожалуй, звучал он куда глуше, чем голос Зовущего, и даже чем голоса мамы с папой. Но в нем были злость, боль и тоска – такие вещи мальчик уже определял на расстоянии и легко. И этот голос не звал Глеба, нет. Он словно с кем-то спорил, ругался, кричал. А еще он словно звучал из странного места – не из светлого мира и не из этого, сумеречного, а какого-то еще, совсем уж необыкновенного. Мальчик даже понятия не имел, что такой вообще существует.
Глебу надо было идти, ведь он ужасно торопился, опаздывал, а вот почему-то замер как вкопанный на месте и стал прислушиваться к этому голосу, причем и сам себе не мог объяснить почему. Может быть, все дело было в боли, тоске и отчаянии, которые буквально источал этот голос, но не сам по себе, не в интонации, а они словно возникали в душе у Глеба в ответ на его звучание. И мальчик вдруг понял, что нужно помочь обладателю этого голоса, просто необходимо. Если уж он везде опаздывает и из-за него творится много плохого, то хотя бы здесь, когда он рядом с тем, кто в беде, нужно попытаться сделать доброе дело.
А обладатель голоса совершенно точно был в беде. Мальчик чувствовал помимо его голоса и что-то еще – что-то темное, молчаливое и злое, от которого веяло мертвым холодом. И оно, это темное, нападало на обладателя голоса, хотело причинить ему боль, а то и убить. Еще одно чудовище, только кажущееся бесплотным, словно призрак.
На несколько секунд страх приморозил Глеба к месту, потому что он почувствовал силу этого чудовища. Как он в свои восемь лет может сразиться с таким врагом? Что он сможет с ним сделать? Но тут же на смену страху пришли злость и решительность: нет уж, хватит! Достаточно он убегал, достаточно боялся – тех монстров в человечьем облике, что захватывали его в плен, потом чудовищ, которых послал Зовущий, а теперь еще и этого темного призрака.
Да ведь этот призрак, как и обладатель голоса, находятся в другом мире, хоть Глеб их и слышит. Вроде и рядом, а проникнуть сюда не могут, и призрак этот не может причинить Глебу зло, даже если очень захочет. В этом мальчик вдруг почему-то совершенно уверился. А уверившись – приободрился. Только как тогда помочь обладателю голоса? А ведь ему, кажется, становилось все хуже и хуже: он отчаянно отбивался от своего темного врага, но тот одолевал.
Голос продолжал кричать что-то, может, своему врагу, а может, просто так, в горячке боя. И Глеб никак не мог разобрать, что он говорит. Отдельные слова мальчик понимал, но смысл сказанного оставался совершенно туманным… А что, если просто спросить этот голос, как ему помочь? Он-то уж наверное знает. Простота этого решения даже вызвала улыбку на лице мальчика: наконец-то он сможет сделать что-то полезное!
Несколько секунд он собирался с духом и собрался, когда очередной возглас невидимки показался мальчику криком боли.
– Кто вы? – Глеб постарался сказать это громко и твердо, чтобы голос не дрожал. – Как вам помочь?
* * *
Эдуард безумно устал. Он и сам себе не мог объяснить, почему продолжает это бессмысленное сопротивление, ведет битву, которую не может выиграть. Свою последнюю в жизни победу он уже одержал, когда утащил Охотницу за собой в глубокий ментал, не позволив ей убить Алину и других его спутников, а теперь… Теперь все это было просто продлением агонии. Ни ему, ни аномалии-убийце отсюда не выбраться, и она, понимая это, вымещала на нем всю свою бешеную ярость – молотила его пси-ударами, пыталась подавить волю, расщепить сознание, окатывала волнами кошмаров. А Эдуард отчаянно отбивался, уходил, ставил щиты, развеивал мороки, подбадривая себя громкими ментальными криками и гневными возгласами.
