– Вы прямо езжайте, – сказал он, – вот по этой улице, не сворачивая, пока город не проедете.
– Как скажешь, Глеб.
Вела тетя Света уверенно, дорога была хорошая, без ям и колдобин. Мягкое покачивание убаюкало Глеба, и он незаметно для себя задремал.
* * *
«Иди-и-и ко мне-е!» – зов звучит неожиданно громко и мощно, и мальчик едва сдерживает крик. Почему здесь? Почему так? Зелено-бурая жижа и желтоватый туман над ней появляются не сразу, и какое-то время еще видны городские кварталы. Мальчик в смятении: ему казалось, что Зовущий намного дальше, а теперь… Он что, здесь и они уже приехали? Зов исходил из этого маленького города? Картина меняется на глазах: волна зелено-бурой жижи заливает город, и он исчезает, оставляя вместо себя унылый пейзаж бескрайнего болота, из которого почти непрерывно с дикой тоской несется:
«Иди-и-и ко мне-е-е! Помоги-и-и мне-е-е!»
Мальчик зажимает уши, но это не помогает – пронзительный голос словно ввинчивается ему прямо в мозг. Голова раскалывается от надрывного крика, глаза слезятся, и мальчик не выдерживает.
– Где ты?! Где, где, где?!! – кричит он.
И в тот же миг перед глазами возникает вид сверху на город, в который они с тетей Светой только что въехали, а в нем словно огненной линией прочерчен путь к Зовущему…
И тут мальчика словно выбрасывает из сна.
Первое, что он видит, открыв глаза, – это встревоженное лицо тети Светы. Она трясет его за плечи:
– Глеб, очнись! Что с тобой?!
– Нам нужно свернуть, – хрипло произносит мальчик, – на следующем светофоре направо.
* * *
Это было похоже на извращенный вариант детской игры в «горячо-холодно». Только на «холодно» голова болела больше, а на «горячо» ее чуть отпускало. Эта боль вела Глеба, словно маяк. Она да еще огненная линия, которую он увидел в последнее мгновение перед тем, как вынырнуть из своего жуткого сна-видения.
Больше всего на свете Глебу хотелось, чтобы все это наконец закончилось и снова вернулась нормальная жизнь. Хотелось и не верилось, что вот уже через два… нет, три поворота находится его избавление. Мальчик почему-то совершенно не думал о том, что он станет делать, когда найдет Зовущего. Ему казалось, что он сразу все поймет, едва его увидит. Или Зовущий наконец сам скажет. А Глеб просто поможет ему и вернется к папе с мамой. Да и как может быть иначе? Такие истории просто должны заканчиваться хорошо, а то зачем они начинаются? Мальчик нисколько в этом не сомневался.
Вот так… еще квартал по этой улице, на светофоре налево, потом направо, во дворы через арку…
– Хмм, Глеб, а ты уверен, что нам сюда?
Честно говоря, мальчику и самому хотелось себя об этом спросить, глядя на серую разлапистую паукообразную постройку, больше похожую на мутировавший гаражный комплекс, чем на жилой дом.
– Нууу… кажется, да…
Уверенности в голосе Глеба не было, да и того самого звучания тоже. Поэтому тетю Свету тоже охватили сомнения.
– Подожди, я спрошу, – сказала она, увидев, как двери паукообразного дома выпустили молодую шатенку, и вышла из машины. – Простите, можно вас спросить?..
– Не думаю, отжившая, – произнесла шатенка, и мгновение спустя тетю Свету охватило пламя. Жаркое, яростное, словно несчастная женщина была скомканной газетой, подготовленной для растопки печи, и к ней поднесли зажженную спичку.
Она успела испустить лишь один крик, тут же оборвавшийся, ибо болевой шок, вызванный пламенем пиромантки, милосердно лишил ее сознания, а еще несколько секунд спустя тело тети Светы осыпалось кучей пепла.
Вопль ужаса замер у Глеба в горле, но страх не парализовал мальчика. Он выскочил из машины и метнулся прочь от паукообразного строения и страшной женщины, сжигающей людей, но только для того, чтобы врезаться в кого-то высокого в темной одежде. Грубые мужские руки словно клещи сжали плечи Глеба.
– Не так быстро, щенок сувайворский!
И только тут мальчик наконец закричал, но пахнущая чем-то резким, химическим тряпка зажала ему рот. Сознание Глеба поплыло и почти тут же погасло, погрузившись в беспамятство.
Глава 5. Степан и «Михаил»
Братск
Они сидели в кафе уже третий час. «Стрельцов» для отвода глаз заказал чай и время от времени втихомолку поливал им большую пальму в кадке, стоящую рядом. Степан же позавтракал как следует и заказал большую чашку кофе. Время шло, но ничего не происходило. Безделье претило деятельной натуре Степана, но старшим в их тандеме был «Стрельцов», а он твердо настроился на ожидание.
Степан помассировал ноющие виски, а затем сделал большой глоток кофе. И то и другое помогло мало, зато горячий напиток обжег ему язык и горло, из-за чего Гецко зашипел и страдальчески скривился. Голова не прекращала болеть с того самого приступа ясновидения на дороге, когда их со «Стрельцовым» пути едва не разошлись. Таблетки, даже самые сильные, не помогали от слова «совсем», а потому настроение Степана, и без того не самое радужное, сделалось на редкость отвратительным.
– Разкажи мени, якого биса мы ждем? – снова спросил Гецко напарника.
Тот поморщился:
– Ты думаешь, если спрашивать об одном и том же много раз, ответ будет иным? Мы ждем конкретики. Братск тебе – не точка на карте, и «где-то здесь» – слишком расплывчатые координаты для поисков мальчика.
– А я тоби вже казав, що у моего пророчого дару нема кнопки! – рассвирепел Гецко. – Я не можу його включати, як мени треба! Покуда вин сам…
Чего Степану стоило не взвыть от боли и не свалиться со стула, когда его в очередной раз накрыла волна образов, мог знать только он сам. А волны было сразу две. Накладываясь друг на друга, они буквально разрывали сознание Степана, и от попыток понять, что происходит в этом ментальном хаосе, голова Гецко разламывалась еще больше. Да и картины ему являлись одна другой страшнее. Одни были связаны с мальчишкой, сыном сувайвора, а вот другие… о нет!
Образ пробитой пулей головы «Стрельцова» и крови, брызжущей в лицо ему, Степану, был последним из накрывшего его ментально-пророческого безумия.
– Что там? – услышал Гецко обеспокоенный голос напарника и успел только прохрипеть: «Ложись!», когда одна за другой две пули пробили стеклянную витрину, возле которой они сидели.
* * *
Когда Гецко в очередной раз накрыло, «Стрельцов» напрягся. Как-то сразу и непроизвольно. Нет, такого развития событий он совершенно определенно не ожидал, но состояние взведенного курка, в которое он себя привел, очень его выручило в момент прозвучавшего хриплого «Ложись!» Степана. Правда, «Михаил» успел только резко дернуться, услышать звон, увидеть разбившуюся чашку на столе, ощутить острую боль в левом плече и удивиться.
Нынешний «Стрельцов» никогда не знал уязвимости человеческого тела, ее помнила только внедренная в фантома-охотника память его прототипа. А теперь, когда она столь внезапно проявилась, это могло бы стать шоком, будь он создан на основе какой-нибудь другой личности. Но Стрельцов – Стрельцов-настоящий, Стрельцов-сувайвор – был из тех, кого проще убить, чем повергнуть в растерянность.
