Но он вернулся. Может, не тогда, но потом, он возвращался в один и тот же день год за годом.
15 июля.
В ту ночь, когда мы ушли и исчезла Петра.
И я понятия не имею, что об этом думать.
Я уже готова рассказать шефу Олкотт обо всех этих визитах, надеясь, что у нее появится какая-нибудь версия, когда парадная дверь открывается и появляются следователи полиции штата с телом. Хотя от его человеческой формы ничего не осталось, скелет выносят из дома, как и любую другую жертву убийства — в мешке для трупов на носилках.
Они несут его вниз по ступенькам крыльца, когда с другой стороны подъездной дорожки поднимается шум. Я оборачиваюсь и вижу Ханну Дитмер, пробирающуюся сквозь толпу полицейских.
— Это правда? — спрашивает она всех и одновременно никого конкретно. — Вы нашли мою сестру?
Она замечает носилки с мешком для трупов, и ее лицо застывает.
— Я хочу ее увидеть, — говорит она, направляясь прямо к мешку с телом. Один из полицейских — парень с глазами Бэмби, который наверняка работает на своем первом месте преступления — кладет обе руки в синих перчатках ей на плечи.
— Там больше не на что смотреть, — говорит он.
— Но мне нужно знать, она ли это. Пожалуйста.
Тон этого слова — звенящий одновременно решительностью и печалью — заставляет шефа Олкотт спуститься со ступенек крыльца.
— Откройте мешок, — говорит она. — Пусть она посмотрит.
Ханна пробирается к носилкам, прижимая одну руку к горлу. Когда коп с глазами Бэмби осторожно расстегивает молнию на мешке с телом, этот звук привлекает других, как мух на мед.
Включая меня.
Я останавливаюсь в нескольких ярдах, осознавая, насколько нежеланным там может быть мое присутствие. Но, как и Ханна, мне нужно увидеть.
Молодой коп открывает мешок, показывая кости внутри, расположенные примерно так, будто скелет цел. Череп наверху. Ребра посередине. Длинные руки покоятся рядом с ними, кости все еще соединялись кусками почерневших сухожилий. Все кости стали чище по сравнению с тем моментом, когда я их нашла, видимо, на кухне с них сняли часть грязи. Это придает им бронзовый блеск.
Ханна изучает останки с напряженной концентрацией.
Она не плачет. Она не кричит.
Она просто смотрит и говорит:
— Вы больше там ничего не нашли?
Вперед выходит еще один коп, одетый в обычную одежду и бейсболку полиции штата.
— Это было в мешке, в котором нашли тело, — говорит он, поднимая несколько прозрачных пакетов с вещественными доказательствами.
Внутри лежат куски одежды, которые время превратило в лохмотья. Клочок чего-то похожего на клетчатую фланель. Футболка потемнела от пятен. Трусы, полоски ткани, едва цепляющиеся за пожелтевшую резинку, и бюстгальтер, от которого теперь осталась только проволока. Куски резины в другой сумке указывают на то, что когда-то это были кроссовки.
— Это она, — говорит Ханна, проглатывая свое горе. — Это Петра.
— Откуда вы знаете? — спрашивает шеф Олкотт.
Ханна кивает в сторону самого маленького пакета.
Внутри на всеобщем обозрении лежит золотой крестик.
4 июля
День 9
Золотой зуб Уолта Хиббетса можно было заметить за версту, когда он с упавшей челюстью смотрел на дыру в потолке нашей кухни.
— И змеи сделали вот это? — спросил он.
— Видели бы вы это вчера, — ответил я. — Тогда все выглядело еще хуже.
С помощью Эльзы Дитмер мы с Джесс провели предыдущий день за уборкой кухни. Пока Петра сидела с Мэгги, мы разгребали мусор, подметали полы, драили стол и столешницы. Мы были просто вымотаны к тому времени, когда закончили, не говоря уже о том, что к тому же были грязнее, чем когда-либо в жизни.
Теперь пришло время заделать огромную дыру в потолке. Для этого я нанял Хиббса, который привел с собой мальчика из города в помощь. Вместе они отодвинули кухонный стол в сторону и поставили лестницу под дыру. Хиббс карабкался по ней, пока его голова и плечи не исчезли в потолке.
— Дай-ка мне тот фонарик, — сказал он своему помощнику.
С фонарем в руках Хиббс осветил просторы нашего потолка.
Все остальные стояли, задрав головы вверх. Я, Джесс, помощник Хиббса и Петра Дитмер, которая пришла якобы для того, чтобы спросить, не нужно ли снова посидеть с Мэгги. Было очевидно, что ее привело сюда нездоровое любопытство. Она ни разу так и не проведала Мэгги с тех пор, как пришла.
Накануне я забрал фотоаппарат из кабинета и сделал несколько снимков на случай, если страховой компании понадобятся доказательства причиненного ущерба. В то утро я сделал снимок Петры и Джесс, смотрящих на Хиббса на лестнице. Услышав щелчок затвора, Джесс посмотрела на меня, потом на Петру, потом снова на меня. Она уже хотела что-то сказать, но Хиббс опередил ее.
— Ну, хорошая новость в том, что, похоже, больше никаких повреждений нет, — объявил он. — Балки выглядят неплохо. Проводка в порядке. Но, похоже, здесь все еще осталось какое-то гнездо.
Он смахнул остатки гнезда на пол. В основном пыль, хотя я также заметил паутину, морщинистые пряди высушенной змеиной кожи и, что самое тревожное, кости мыши.
— Как странно, — сказал Хиббс. — Тут еще кое-что есть.
Он спустился по лестнице, держа в руках жестяную коробку, которая выглядела такой же старой, как и сам дом. Он протянул ее Джесс, которая отнесла ее на кухонный стол и вытерла тряпкой пыль.
— Это банка из-под печенья, — сказала она, вертя ее в руках. — Похоже, где-то конца 1800-х годов.
Эта жестянка явно знавала лучшие деньки даже до того, как невероятным образом оказалась в нашем потолке. На крышке была сильная вмятина, а нижние углы были покрыты ржавчиной. Но цвет был приятный — темно-зеленый с золотистыми завитушками.
— Как думаете, она ценная? — спросила Петра.
— Не очень, — сказала Джесс. — Мой папа продавал подобные вещицы в своем магазине по пять баксов за штуку.
— И как она туда попала, как думаете? — спросил я.
— Скорее всего через половицы, — ответил Хиббс. — Какая сверху комната?
Я покрутился на месте, пытаясь определить наше точное местоположение в Бейнберри Холл. Поскольку кухня занимала всю ширину дома, значит, сверху либо большой зал, либо Комната Индиго.
Все-таки Комната Индиго, как мы с Хиббсом выяснили, поднявшись наверх, чтобы проверить. Мы бродили по обеим комнатам, постукивая носками ботинок по полу, когда одна секция досок в Комнате Индиго издала глухой звук.
Мы оба опустились на четвереньки у досок, частично прикрытых восточным ковром в центре комнаты. Вместе с Хиббсом мы откатили ковер в сторону, открыв секцию досок около четырех футов длиной и трех футов шириной, которая не была соединена с остальной частью пола. Каждый из нас взял свой конец и поднял. Оттуда открывался прямой вид на кухню, где Джесс и Петра склонились над жестянкой из-под печенья.
