— Ты тоже была на той фотографии.
— Лишь потому, что стояла рядом с ней.
Я был в полнейшем шоке. В сексуальном плане Петра Дитмер интересовала меня примерно так же, как Хиббс.
— Она ребенок, Джесс. Сама идея, что она может меня так привлекать, просто нелепа.
— Настолько же нелепа, как мысль о том, что я могу посреди ночи включать твой проигрыватель, который я даже не видела никогда.
Джесс вытерла глаза и вышла из кухни. Я пошел за ней, догоняя на ступеньках на первый этаж.
— Джесс, подожди!
Она продолжала подниматься по лестнице, ведущей к столовой, и ворвалась наверх. Я остановился, застигнутый врасплох тем, что в большой комнате, обрамленной дверью, ведущей в столовую, кто-то стоял.
Петра Дитмер.
— Я звонила, — сказала она. — Меня впустила Мэгги.
— Как давно ты тут стоишь? — спросил я.
— Не очень, — ответила Петра, хотя румянец на ее щеках ясно давал понять, что если она слышала не все, то по крайней мере бо́льшую часть нашего спора.
— Сейчас не лучшее время, Петра.
— Я знаю, простите меня, — она нервно смотрела на пол. — Но прошлой ночью я прочла те письма. Которые мы нашли в потолке.
Петра порылась в своем рюкзаке и вытащила конверты, теперь уже запечатанные в пластиковые пакеты. Сунув их мне в руки, она сказала:
— Вам нужно их прочитать, мистер Холт.
Я бросил письма на обеденный стол. В тот момент они волновали меня меньше всего.
— Я прочту, но…
Петра сгребла их и снова сунула мне в руки.
— Сейчас же, — сказала она. — Поверьте мне.
* * *
Письма лежали раскрытыми на полу в Комнате Индиго, куда мы с Петрой удалились после того, как она потребовала, чтобы я их прочитал. Их было четыре, написанных от руки размашистым изящным почерком.
— Все они были написаны кем-то по имени Каллум, — сказала Петра. — Они адресованы Индиго, и это наводит меня на мысль, что она спрятала их в половицах после того, как прочитала. Ну, знаете, чтобы сохранить.
— Но зачем ей их прятать?
Петра показала на первое письмо.
— Ответ прямо тут.
Я взял его, бумага была твердой, как пергамент, и начал читать.
3 июля, 1889
Моя дражайшая Индиго,
Я пишу эти слова с тяжелым сердцем, потому что только говорил с вашим отцом. Как мы оба и боялись, дорогая моя, он наотрез отказался дать мне разрешение просить вашей руки и сердца. Причина его решения была именно такой, как мы предвидели — мне не хватает средств, чтобы обеспечить вам тот образ жизни, к которому вы привыкли, и что я ни на йоту не проявил себя в мире бизнеса и финансов. Хотя я умолял его изменить мнение, уверяя, что если вы станете моей женой, то ни в чем не будете нуждаться, он отказался обсуждать этот вопрос. Наш план соединить наши судьбы как муж и жена надлежащим образом — с благословения вашего отца, пред глазами Господа и самых близких нам людей — с ужасом провалился.
И все же я храню надежду, возлюбленная моя, ибо есть еще один способ, с помощью которого мы можем стать мужем и женой, хотя я всем сердцем хотел бы его избежать. Поскольку ваш отец ясно дал понять, что его мнение непоколебимо, я предлагаю смело не подчиняться его воле. Я знаю одного преподобного в Монпелье, который согласился обвенчать нас без согласия вашей семьи. Я прекрасно понимаю, что побег — это серьезный шаг, но если ваша любовь ко мне так сильна, как вы утверждаете, то я умоляю вас подумать об этом. Пожалуйста, напишите мне немедленно и сообщите о своем решении. Даже если это будет отказ, уверяю вас, я останусь, всегда и навечно…
Искренне преданный вам,
Каллум
Я опустил письмо, мой взгляд переместился на картину над камином. Хиббс рассказал мне историю о неудачной попытке Индиго сбежать с человеком, который с любовью создал этот портрет, и я гадал, он ли является автором этого письма.
Я встал и подошел к картине, в очередной раз пораженный количеством деталей на ней. Радостная искорка в глазах Индиго. Намек на улыбку на ее рубиновых губах. Отдельные пряди меха на кролике, которого она держала в руках. Если не считать потрескавшейся краски вокруг глаз кролика, работа была безупречной. Я ничуть не удивился, когда заглянул в правый нижний угол и обнаружил там имя художника.
— Это он, — неожиданно сказала Петра рядом со мной. — Этот же чувак писал ей те письма.
— Да, — ответил я, посмеиваясь над выбором ее слов. — Это тот самый чувак.
Мы вернулись к письмам на полу, где я продолжил читать остальные, начиная с того, которое было датировано тремя днями после первого.
6 июля, 1889
Моя дражайшая Индиго,
Мое сердце поет от радости с той самой минуты, как я получил ваш ответ, и будет продолжать радоваться до конца моих дней. Благодарю вас, дорогая моя, за то, что вы согласилась на мой план, несмотря на то, как больно вам будет ослушаться воле отца. Я знаю, что связь между вами сильнее, чем у остальных отцов и дочерей. Вы сердце его жизни, и нельзя винить его за то, что он желает вам только добра. Я очень надеюсь, что он вскоре поймет и примет то, что мы и так знаем — что нам с вами нужна лишь наша вечная любовь.
Я снова говорил с преподобным, что согласился тайно поженить нас. Он бы хотел провести церемонию в ближайшие две недели. Хоть я и понимаю, что у вас будет недостаточно времени, чтобы подготовиться к такому поворотному событию в жизни, лучше сделать это как можно раньше. Откладывать наше бракосочетание — значит рисковать тем, что ваш отец узнает о наших планах. Я уже распорядился, чтобы экипаж ждал вас у ворот Бейнберри Холл ровно в полночь через девять дней. Управлять экипажем будет мой верный друг, который уже согласился отвезти вас туда, где мы обменяемся клятвами. Место, которое я не хочу раскрывать в этом письме, опасаясь, что оно каким-то образом попадет не в те руки. Подготовьте столько, сколько сможете, и как можно незаметнее. Когда часы пробьют полночь, бегите и надейтесь, что когда-нибудь мнение вашего отца о нашем браке изменится и вам будет позволено вернуться в дом, который вы так любите, на этот раз в качестве моей жены.
Навечно ваш,
Каллум
10 июля, 1889
Моя возлюбленная Индиго,
Ваше последнее письмо обеспокоило меня сильнее, чем я смею вам признаться. Вы подозреваете, что ваш отец как-то прознал о наших планах? Если так, то по каким причинам вы верите, что ему все известно? Я молю о том, чтобы это подозрение было лишь результатом волнения из-за того, что мы собираемся сделать, и никак не относилось к осведомленности вашего отца. Я снова призываю вас отнестись к этому делу с предельной осторожностью.
