— Ты этого не отрицаешь?
— Нет, это же правда, — говорит Дэйн. — Я провел год в исправительной колонии северного штата. Еда была плохой, компания еще хуже, а про душ я вообще молчу.
Шутка — в принципе не совсем удачная — стихает среди напряжения в пикапе.
— Это правда, что ты чуть не убил мужчину? — спрашиваю я.
— Не намеренно.
Думаю, Дэйн ожидает, что это как-то смягчит ситуацию. Не смягчает.
— Но ты хотел причинить ему боль, — отвечаю я.
— Я не знаю, чего хотел, — говорит Дэйн напряженным голосом. — Все вышло из-под контроля. Тот парень первым полез, ясно? Не то чтобы это имело значение, но это факт. Был ли я пьян? Да. Зашел ли я слишком далеко? Абсолютно. И я жалею о каждом чертовом ударе. Я отсидел свой срок и изменил образ жизни, но люди всегда будут судить меня за эту ужасную ошибку.
— Поэтому ты мне не сказал? — догадалась я. — Потому что думал, что я тебя осужу?
Дэйн шмыгает носом.
— Но именно это ты сейчас и делаешь, не так ли?
— Я бы не стала, если бы ты был со мной честен. Я очень хорошо знаю, каково это, когда люди думают, что знают тебя от и до. Я бы все поняла.
— Тогда почему ты ведешь себя так, будто обиделась?
— Потому, что я заслуживаю правду. Я наняла тебя, Дэйн.
— Значит, теперь мы лишь начальница и работник?
— Так всегда и было, — говорю я голосом, жутко похожим на мамин. Я слышу это — резкую формальность, пассивную агрессивность — и съеживаюсь.
— Прошлой ночью было все иначе, — говорит Дэйн. — Черт возьми, да всегда было иначе.
Мамин тон снова проникает в мой голос.
— Ну, а теперь все будет именно так.
— Только потому, что ты узнала, что я сидел в тюрьме?
— Нет, потому что сейчас на меня многое навалилось. Книга, папа, то, что он мог сделать… Мне не нужен еще один лжец в моей жизни.
Мы уже въехали в Бартлби, и город только просыпается. Люди выходят из своих домов с сонными лицами и дымящимися кружками кофе. В квартале отсюда церковный колокол отбивает девять утра.
Дэйн подъезжает к тротуару и бросает на меня нетерпеливый взгляд.
— Можешь выходить. Считай это моим увольнением. Найди кого-нибудь другого, чтобы решать проблемы с папочкой.
Я без колебаний выпрыгиваю из машины, бормоча Дэйну «Спасибо, что подвез», прежде чем захлопнуть дверь и уйти.
Дэйн меня окликает.
— Мэгги, подожди.
Я оборачиваюсь и вижу его голову, высунутую из окна пикапа. Сотни мыслей проносятся в его голове, и все они остаются невысказанными. В конце концов он тихо и обеспокоенно спрашивает:
— Тебя нужно будет подвозить обратно?
Я почти говорю ему «да». Что мне нужно нечто большее, чем просто поездка — мне нужно, чтобы он помог мне понять, что, черт возьми, происходит и что мне с этим делать. Но я не могу заставить себя сказать это. Лучше покончить со всем прямо сейчас.
— Нет, — отвечаю я. — Я сама могу добраться домой.
А еще я сама могу добраться до офиса доктора Вебер, который находится в нескольких кварталах от Кленовой улицы — местность очень аккуратная и выглядит жилой, но в основном коммерческая. Дома в простом стиле расположены среди маленьких дворов, на большинстве из которых стоят вывески предприятий. Стоматолог. Адвокатское бюро. Похоронное бюро. Доктор Вебер ничем не отличается.
Внутри офис успокаивает до состояния онемения. Все окрашено в кремовый или бежевый цвет, включая женщину, склонившуюся над столом, чтобы свериться с календарем. Кремовая кожа. Бежевая юбка. Белоснежная блузка. Когда я вхожу, она поднимает на меня добрые, но любопытные глаза. Определенно доктор Вебер. Такое выражение может появиться только после десятилетий напряженного слушания.
— Мне казалось, у меня не было сегодня записи на утро, — говорит она. — Вы пациентка?
— Я не записывалась, — объясняю я. — Но я надеялась, что мы сможем поговорить.
— Боюсь, что не провожу такие сеансы просто так. Я в принципе не работаю со взрослыми. Но я с радостью предоставлю вам имена и адреса хороших специалистов.
— Мне не нужны психиатры, — говорю я. — Так сказать, были, плавали.
— Тогда не знаю, чем могу вам помочь, — по-доброму отвечает доктор Вебер.
— Я ваша бывшая пациентка, — говорю я. — У нас был один сеанс. Насколько я знаю.
— У меня было много пациентов за годы работы.
— Я Мэгги Холт.
Доктор Вебер полностью замирает. Выражение ее лица так и не меняется. Единственное, что намекает на ее удивление — это рука, которая тянется к сердцу. Она замечает это и пытается прикрыться, поправляя верхнюю пуговицу блузки.
— Я вас помню, — говорит она.
— О чем мы говорили? — сразу набрасываюсь я и без паузы задаю следующий вопрос. — И какой я была?
Доктор Вебер бросает еще один быстрый взгляд на свой календарь, прежде чем провести меня во внутренний кабинет, заполненный более бежевыми и кремовыми цветами, включая дипломы колледжа, висящие на стене в изящных рамах. Это заставляет меня задуматься, есть ли у доктора своя собственная фобия — боязнь цвета.
— Предполагаю, что этот визит вызван недавним инцидентом в Бейнберри Холл, — говорит доктор Вебер, когда мы садимся — она в свое кресло врача, а я в кресло для пациентов. — Думаю, для вас это был настоящий шок.
— Это еще мягко сказано, — хмыкаю я.
— Думаете, ваш отец убил ту девочку?
— Я не могу придумать, кто бы еще мог это сделать.
— Так это «да»?
— Скорее, это «Я не знаю», — в моем голосе слышится раздражение. Спор с Дэйном заставил меня встать на дыбы. Или, может, это произошло из-за бдительного взгляда доктора Вебер. — Я надеялась, что вы поможете мне заполнить пробелы.
— Я правда не знаю, насколько могу помочь, — говорит доктор Вебер. — У нас был только один сеанс, и о нем ваш отец написал в своей книге.
Вот это сюрприз. Я не ожидала, что доктор Вебер ее читала.
— Что вы думаете о «Доме ужасов»? — спрашиваю я.
Доктор складывает руки на коленях.
— Как литературное произведения, думаю, книга неважная. Но с психологической точки зрения это очень интересно.
— Как это?
— Хотя на первый взгляд речь идет о доме с привидениями и злых духах, я увидела в книге то, чем она была на самом деле — попытку отца понять свою дочь.
Похоже на то, что затирала бы мне доктор Харрис. Типичный аналитический бред сивой кобылы.
— Мне было пять, — говорю я. — Ему не так уж много нужно было понимать.
