— Не говорите мне, что я знаю и чего не знаю о гибели моей семьи, — сказала Марта с явным отвращением. — Как вы можете знать лучше меня о том, что произошло?
Я заколебался, зная, что мои слова покажутся откровенной чушью. Даже сумасшествием. Не говоря уже о полной бестактности к судьбе женщины, сидевшей напротив меня.
— Мне сказал ваш муж.
Марта вскочила со стула, прямая и быстрая, как выпущенная из лука стрела. Она посмотрела на меня со смесью злости и жалости.
— Я знала, что вы наивны, мистер Холт, — сказала она. — Это было ясно с той самой минуты, как мне сообщили, что вы купили Бейнберри Холл. Но я не знала — до этого момента — что вы еще и жестоки.
Она повернулась ко мне спиной и начала уходить. Прочь от стола, прочь из читального зала и, наконец, прочь из библиотеки.
Я остался сидеть за столом, чувствуя всю тяжесть вины от слов Марты. Да, с моей стороны было жестоко обременять ее своими вопросами. И, да, возможно, я был также наивен относительно намерений Кертиса Карвера. Но что-то вот-вот случится в Бейнберри Холл. Еще одно воспоминание и повторение. Наивно или нет, но я верил, что Кертис Карвер пытается спасти нас от той же участи, что постигла его семью. И чтобы этого избежать, мне нужно было знать, кто несет за это ответственность.
После еще десяти минут вины и беспокойства я вышел из библиотеки. По дороге я прошел мимо мемориальной доски, посвященной Уильяму Гарсону, а напротив нее — более добрый и мягкий портрет по сравнению с тем, что висел в Бейнберри Холл.
Застыв у картины, я заметил, что внешность мистера Гарсона была не единственной разницей между двумя портретами.
Здесь в правой руке он сжимал трость.
Я сосредоточился на ней, рассматривая каждую деталь. Эбонитовая трость. Серебряная ручка. Уильям Гарсон так крепко сжимал ее, что костяшки пальцев скрючились, словно закаменев. Увидев все это, я вспомнил звук, который слышал несколько раз в предыдущие дни.
Тук-тук-тук.
По моему телу пробежал холод. Такой же ледяной, как в ту ночь, когда я впервые услышал проигрыватель.
«Нет, — подумал я. — Это просто нелепо. Призрак Уильяма Гарсона не бродит по Бейнберри Холл, а его трость не стучит в коридорах».
Но холод продолжал обнимать меня изнутри, даже когда я вышел на улицу в июльскую жару, и стук эхом отдавался в моих мыслях всю дорогу до дома.
Глава девятнадцатая
Марта Карвер приезжает незадолго до заката, с застенчивой улыбкой и вишневым пирогом.
— Это из пекарни, — объясняет она. — Мы печем свежую выпечку каждое утро, поэтому я люблю раздавать друзьям то, что осталось.
Я принимаю неожиданный подарок, искренне тронутая.
— Разве мы друзья?
— Надеюсь, мы сможем ими стать, Мэгги. У нас… — она замолкает, не зная, как я отреагирую на то, что она скажет. — У нас больше общего, чем у многих людей.
Я так понимаю, она считает моего отца виновным. Возможно, она права, хотя я начинаю в этом сомневаться. Тот факт, что книга доказала свою правоту почти на каждом шагу, говорит о том, что кто-то другой стал причиной смерти Петры Дитмер.
Или что-то другое.
И это пугает меня до чертиков.
Если бы кто-то сказал мне на прошлой неделе, что я начну верить Книге, я бы назвала его сумасшедшим. Но впервые в жизни я подозреваю, что папа знал что-то такое, что я только сейчас пытаюсь понять.
Я надеюсь, что Марта Карвер поможет мне в этом деле.
— Выглядит вкусно, — говорю я, глядя на пирог. — Заходите, мы съедим по кусочку.
Марта не шевелится. Она смотрит на переднюю дверь Бейнберри Холл. За круглыми очками ее глаза горят от страха. В некотором смысле, видя ее опасения, я чувствую себя лучше. Это оправдывает мой собственный страх.
— Я думала, что смогу войти туда, — говорит она. — Я хочу войти туда. Чтобы показать этому дому, что я не боюсь. Как тебе это удается, Мэгги?
— Я убедила себя, что все было неправдой.
— У меня нет такой роскоши.
— Тогда мы поговорим здесь, — предлагаю я. — Я только отнесу это.
Я несу пирог вниз на кухню и возвращаюсь с двумя бутылками пива. Хотя я не знаю, пьет ли Марта, очевидно, ей нужно как-то пережить этот визит. Когда я выхожу на крыльцо, она берет бутылку и делает осторожный глоток. Я замечаю кольца на ее правой руке — обручальное и свадебное — и вспоминаю, как Брайан Принс сказал мне, что она так и не вышла замуж. Я могу только представить, как она была одинока последние двадцать пять лет.
— Прости, — говорит Марта после очередного глотка пива, на этот раз большого. — Я думала, что достаточно смелая, чтобы зайти внутрь. Но у этого дома есть сила. Я не могу перестать об этом думать, хотя все, чего я хочу — просто забыть о том, что здесь произошло.
Я поднимаю свое пиво в знак согласия.
— Я хорошо знаю это чувство.
— Я так и подумала, — отвечает Марта. — Поэтому я рада, что ты остановилась сегодня у пекарни. Вообще, я этого ждала. Я почти что сама тебе позвонила, но после всего, что произошло за последние пару дней, я не знала, захочешь ли ты говорить. Нам многое нужно обсудить.
— Давай начнем с моего отца, — говорю я, тоже переходя на «ты».
— Ты хочешь знать, правдива ли его книжка. По крайней мере моя роль.
Марта бросает на меня косой взгляд, проверяя, не удивлена ли я от того факта, что она прочитала книгу. Удивлена.
— Я прочитала ее по совету моего адвоката, — говорит она.
— И твоя часть истории — правда?
— В какой-то степени да. Я встречалась с твоим отцом и именно так, как это описано в книге. Он пришел в пекарню, а потом я встретилась с ним в библиотеке.
— О чем вы говорили?
Марта держит бутылку пива двумя руками, прижимая ее к груди. Из-за этого она выглядит как тихоня на вечеринке. Робкой и застенчивой.
— В основном о том, что в итоге оказалось в книге. О нашем времени в этом доме. О том, что случилось в тот ужасный день. Он сказал мне, что работает над книгой о Бейнберри Холл, поэтому я и согласилась поговорить. Я хотела, чтобы он знал правду. Я была очень честна, начиная с болезни Кэти и заканчивая тем, как я обнаружила ее и Кертиса.
— И все эти разговоры о том, что ваш муж этого не делал?
— Мы никогда об этом не говорили, — отвечает Марта. — Это полностью выдумка.
Я смотрю в свою бутылку, пристыженная действиями своего папы и не в силах посмотреть ей в глаза.
— Мне жаль, что папа это сделал. С его стороны это было неправильно.
То, что мой отец написал о Кертисе Карвере — одна из многих причин, по которым я не могла принять наследие Книги. Одно дело — выдумать диковинную историю и сказать, что она настоящая. Таблоиды делают это каждую неделю. Переписать чужую историю не так-то просто. Открыто заявив, что Кертис Карвер не убивал свою дочь и себя, папа исказил истинную трагедию Марты, пока она не стала напоминать вымысел. Тот факт, что она сейчас здесь, показывает ее способность прощать, и я не уверена, что обладаю тем же.
