Даже не удивляюсь, когда в камере появляется его огромная фигура.
Чему удивляться? Тигр, он хоть и огромный, а в любую щелочку залезть способен, дай только лазейку. С закрытыми глазами в этом на него положусь.
Вслед за ним входит невысокий человек в костюме с жилеткой и круглых золотых очечках на невзрачном лице. И еще двое молодых пацанов. Кривлюсь. Он что, еще и студентов приволок? На моем деле учиться собрались? Смешно.
— Ради того, чтобы тебя увидеть, я любую корочку нарисую, — ухмыляется. — Знакомься. Господин Пирс. Лучший адвокат столицы. Глеб Шиманский и Андрей Карин, его помощники.
Ну конечно. Какая еще может быть фамилия у лучшего адвоката столицы?
Он усаживается за стол, раскладывая вокруг себя какие-то бумаги.
Охренеть.
Пара часов всего прошло, а бумаг уже успели настрочить столько, что месяц печь топить можно!
Что-то поясняет мне. Тычет в бумаги пальцем. Какая-то на хрен необходимая оборона. Мол, я к Северу приехал, а он на меня напал. Вынужден был защищаться.
— На хрен, — даже не смотрю на него. Только на Тигра. — Это должен быть несчастный случай. Какая на хрен необходимая оборона?
— Но… — адвокат снова начинает что-то лопотать.
— Мне плевать, — закладываю руки за спину. — Никакой обороны, на хрен. Что не ясно? Несчастный случай. Я приехал в дом. Новый ствол, совершенно, причем, законный, решил Северову показать. Крутанул коряво. Случайно и пальнул. Руки у меня кривые и с оружием обращаться ни хрена не умею. Практики у меня в этом смысле не было. Все.
Кому надо, те знают, что никакой ни обороны, ни несчастного случая не было. Знают, что пальнул сознательно. И знают, за что.
Новости в нашем мире разлетаются пиздец, как быстро.
Предателей не прощают. Даже если предал лучший друг. Нет. Особенно если друг. С тех, на кого рассчитываешь, как на самого себя, спрос всегда в стократ больший. И разговора, выяснений не бывает.
Но перед остальными имя Севера марать я не позволю. Не позволю трепаться, что он напал на того, с кем из дерьма поднимался. Мы выросли вместе, как ни крути. Кровью вместе захлебывались и блевали. На себе друг друга в тяжелые времена не один раз вытаскивали.
И, что бы ни случилось сейчас, а этого я не забуду. И не позволю пачкать имя друга. Никогда.
— Я сказал, несчастный случай, — разворачиваюсь к адвокату и его помощникам, обрывая все его пространственные речи. — По-другому не будет. Когда слушание о мере пресечения?
— Завтра утром, — Пирс кивает, понимая, что на все его доводы мне плевать.
— Хорошо, — киваю. — Как раз успеем на похороны. Ты там сделай все по высшему разряду, Тигр. Чтоб хоронили, как короля.
— На меньшее и не рассчитывай. Лютый лично всем занимается. Даже помощников не допускает.
— Даша его где? И что с активами?
— Все у Санникова, — ухмыляется. — Север хорошо все продумал. С Санниковым связываться никто не станет. Его и подловить-то не на чем. Ни привязанностей, ни грязи за ним нет. Да и сила на его стороне. Никто даже сунуться туда не посмеет.
— Нашим женщинам тоже бы неплохо охрану усилить. И увезти подальше.
Где бы ни был, а Вера всегда на первом месте. Как и для Тигра его Лучик.
Долго нам теперь придется не увидеться. Но их безопасность — превыше всего.
— Уже, — пожимает плечами. — Даже ты не найдешь, так спрятал.
— Спасибо, брат. Что ж. Встретимся на похоронах.
Стучу кулаком в дверь камеры. Разговор окончен. Обсуждать с адвокатом и его помощниками мне больше нечего. Пусть думают, как выстроить правильную линию.
Не думал я, на родину возвращаясь, что придется местные достопримечательности посетить! В таких местах не был даже во времена шальной юности! А вот попал, будучи солидным бизнесменом. Но, как говорят, от сумы и от тюрьмы, не зарекайся… Как и от пули, которая поймает в любой момент…
Глава 50
Даша.
Прихожу в себя на чужой постели. Перед глазами — белое марево.
Реальность в один миг обрушивается на меня страшными картинами. В ушах гулом звучит тот самый роковой выстрел. И больше ничего не вижу и не слышу. Больше ничего, в сущности, уже и не важно.
— Где я?
Еле разлепляю запекшиеся, искусанные до ран губы.
— Мы с гостинице, Даша, — Санников тут же с беспокойством склоняется надо мной.
Я ведь его почти не знаю. Все, что о нем помню, это то, как он приставал ко мне на каком-то приеме. И как Влад врезал тогда ему в челюсть.
Кто он? Друг или враг? Я могу доверять ему или он перейдет на сторону тех, кто предал Влада?
Хотя… Какое это уже теперь имеет значение?
— Как ты себя чувствуешь?
— Разве я могу что-то чувствовать? — пытаюсь криво усмехнуться. Но от этой попытки так горчит во рту, что сдавливает горло. Я могу чувствовать только одно. Как снова и снова меня выворачивает на части. Вместе с мясом сердце выдирает. И раскалывает его на миллион кровоточащих частей.
— Даша. Ты можешь подняться? Двигаться? Ходить?
— Наверное, да.
Странный вопрос. Я ведь не пострадала физически. Значит, могу, конечно. Только зачем? Ради чего?
— Даша.
Кажется, Санников злиться. Такое ощущение, что сейчас снова, как и тогда, еще в доме, сожмет плечи и начнет трясти. По крайней мере, я явно вижу, что он готов взорваться. Но и на это мне уже наплевать.
— Ты должна подняться. Должна одеться…. Вот в это, — тычет пальцем вверх на какое-то развевающееся сверху, прямо над моей головой, белое кружево.
— Чтооооооо? — наконец до меня доходит.
Это свадебное платье.
Это какой-то бред. Параллельная реальность, в которой все сошли с ума.
— Так хотел Влад, Даша. И я дал ему слово. И ты. Ты тоже дала. Ты обещала ему сделать так, как он хочет. Я и сам не горю особым желанием отправляться сейчас на такие церемонии, тем более, быть в них главным участником. Но я не изменю слову, данному другу. И ты не изменишь. Я не позволю. Затащу тебя туда, даже если будешь брыкаться.
— Что? Свадьба? С тобой? Нееееееет!
Сжимаю кулаки, чувствуя, как щеки обжигает кислотой горячих слез. Будто кран какой-то там открыли. И уже не остановить.
— Нет!
Луплю кулаками по постели, поднимаясь.
Это самый страшный сон.
Как?
Как после всего, что случилось, я могу выйти замуж? Тем более, за другого? Это бред. Бред, бред, бред! Самый худший, самый страшный из всех возможных! Это хуже предательства! Хуже, чем нарушить данное Владу слово! Это равноценно тому, чтобы самой вонзить в его сердце нож и еще прокрутить его там, внутри, несколько раз для верности! Я не могу! Это невозможно!
