– У вас теперь и фонари есть, – прокомментировала Фрайни.
– Да, босс купил генератор. А на этом его перевозят. Гораздо лучше прежних фонарей. Работали на бензине, испарения чертовски опасны. Электрические просто прелесть. Но воздушные гимнасты говорят, что от них слишком жарко под куполом. Ох уж эти гимнасты, – проворчал он, – таких капризных, как они, в цирке только поискать!
Фрайни неожиданно вспомнила, что она разговаривает с самым главным в цирке человеком. Без этого высокого компетентного человека не было бы никаких номеров, у цирка не было бы ни крыши, ни огней, ни арены. А ведь кажется, что такая ответственность его совсем не угнетает. И при этом ничто не ускользает от его взгляда.
Лошади ржали, верблюды плевались и гудели, Раджу, уже без сбруи, вели через толпу за одно ухо. Грузовики всех видов заводились или старались завестись. Воздух потемнел от выхлопов. И гудел от выкриков.
– Мисс Ферн, – сказал голос где-то у талии Фрайни. Теперь она не вертелась в поисках говорившего, а сразу опустилась на колено. Карлик, казалось, нервничал.
– Мистер Бертон, – сказала она, – доброе утро.
– Не хотите ли ехать со мной? – несмело проговорил он. – Мы с каталонцами едем в конвое. Или вы уже нашли себе компанию?
Тело Фрайни вдруг сладко заныло при воспоминании о прикосновениях Алана Ли. Она отогнала от себя предательскую мысль о том, как хорошо было бы отдаться друг другу в движущемся фургоне.
– А я не должна ехать с остальными девушками? – спросила она.
– Нет, – ответил механик. – Девушки устраиваются там, где есть свободное место. Поезжай с мистером Бертоном, дорогая. С ним тебе будет комфортнее. Да и безопаснее, – улыбнулся он.
Так как мистер Бертон вытянулся на целые четыре фута (по рекламе – рост три фута семь дюймов), Фрайни вернула свое тело в прежнее положение.
– Спасибо, что рассказали мне про палатки, – поспешно поблагодарила она механика. – Самое интересное. – Он бросил на нее удивленный взгляд, и она с опозданием поняла, что последние слова были сказаны не тем тоном.
– Пора идти, – добавила она и последовала за карликом через разобранный лагерь к его фургону. Везла его большая и терпеливая лошадь, которой правил один из каталонцев.
– Hola! – приветствовал он их. – Il vaut mieux aller seul qu’en mauvaise compagnie. – Лучше путешествовать одному, чем в плохой компании, – добавил он, с неодобрением оглядывая розовое платье. Когда Фрайни подошла ближе, он ее узнал и пробормотал извинения. Фрайни улыбнулась. Карлик забрался по боковой части фургона и взял поводья.
– Merci, Benet, – сказал мистер Бертон. – Сядете рядом со мной, мисс Ферн?
Важного вида темнокожий мальчик подсадил Фрайни, и она, придерживая тюрбан, устроилась рядом с мистером Бертоном.
– Все так быстро исчезает, – сказала она со вздохом.
Цирк, который только что казался таким нерушимым, распался на части, и упаковался с ошеломляющей скоростью. Конюшни опустели. Фрайни нашла взглядом мисс Янгер, с непринужденной легкостью сидевшую верхом на Белл, распределяющую наездниц свободных лошадей в колонну конвоя. Клетки со львами были погружены на два грузовика, один из которых вел Великолепный Ганс. Взгляд Фрайни остановился на его развевающихся, как грива, волосах. Первые грузовики, на которых были палатки и сиденья, уже скрылись из виду. Сзади них широко растянувшейся линией, в которой тем не менее был абсолютный порядок, следовали наездницы, верблюды, Раджа и ее друг Султан, воздушные гимнасты, прыгуны и клоуны. Потом каталонцы и мистер Бертон, а за ними – в длинном ряду механики, львы, рабочие, повара и мальчики. За ними, на некотором расстоянии, – балаганщики, а после них, тоже на расстоянии, – цыгане.
Повозка подскакивала на гудронированной поверхности Уильямстоун-роуд.
– Не хотите приготовить чаю? – поинтересовался мистер Бертон. – Внутри есть спиртовка.
Фрайни забралась в безупречно чистую маленькую комнатку. Размеры всего были здесь карликовые, от кроватки на четырех столбиках с сатиновым одеяльцем до крошечной раковины и миниатюрного гардероба. Все было в стиле английского коттеджа, должно быть, очень дорогое.
Ей удалось уговорить спиртовку, чтобы та в конце концов разгорелась. Пока чайник не закипел, она рассматривала через окно с ситцевыми занавесочками места, которые они проезжали. Дети приветствовали их радостными голосами и бежали по тротуару. Взрослые стояли и смотрели. Однажды она сама наблюдала, как вот так же проезжал цирк. А теперь она сама в этом цирке.
Фрайни распирало от восторга. Она обратилась к мистеру Бертону:
– С чем вы любите чай?
– Два кусочка сахара. Черный, – ответил он. – Я не могу оторваться – должен управлять повозкой. Можешь принести мне сюда?
Фрайни удалось проползти через лаз фургона, разлив совсем немного чая. Бертон даже доверил ей поводья на то время, пока пил чай. Большая лошадь брела и брела себе за другими, в размеренном четырехдольном ритме. Цок-цок-цок-цок. Цок-цок-цок-цок. Фрайни вдруг почувствовала чрезвычайную расслабленность, даже захотелось спать. Этому созданию и вожжи не нужны: оно само знает, куда идти.
– Спасибо, – сказал мистер Бертон, ставя пустую чашку в нишу, очевидно, именно для этого и предназначенную. – Почему бы вам теперь не попить чайку и даже не выкурить сигарету? Моей самой любимой частью путешествия всегда было его начало. Кто знает, что там впереди?
Пока Фрайти потягивала свой чай и зажигала сигарету, маленький человечек, не изменив голоса, продолжал:
– И что же это вы делаете в цирке Фаррела, мисс Фишер?
Глава 10
Разве песни лета не для меня и моей милой,
Когда мы лежим, веселясь, в стогу сена…
Уильям Шекспир. «Зимняя сказка». Акт II сцена 3
– Что вас гнетет? – вопрошал инспектор по уголовным делам Робинсон, которого в восемь часов утра сержант Гроссмит вытащил из его берлоги в офисе. Сержант казался очень взволнованным по какой-то непонятной причине. – И что это вы ходите на цыпочках? – Утренние часы всегда не нравились Робинсону. – Решили заняться балетом в вашем-то возрасте?
Сержант Гроссмит открыл дверь головного офиса полицейского управления на Рассел-стрит и жестом предложил шефу войти. Там, оскорбляя своим присутствием чистоту линолеума цвета грязи, сидела старая знакомая Элси Ящерица, подруга моряков, сжимая в руках бутылку, как оказалось при ближайшем рассмотрении, бренди. Ее помятое платье было все в темных пятнах, а боа – потрепаннее, чем обычно. Она крепко спала и улыбалась во сне. В этом факте как таковом не было ничего необычного. Причиной, заставившей Робинсона отступить назад, прямо на ногу Гроссмита, был вид человека, на котором покоилась ее голова. А голова этой имевшей дурную славу гарпии покоилась на облаченном в твид плече констебля Харриса. Он сидел с закрытыми глазами, прислонившись к стене и обнимая Элси рукой за талию.
