– Рональд Смит, – проговорил он, – иными словами, я – голландец.
Так как он определенно родился в Ричмонде, сомнений в его идентификации быть не могло.
Гранд-парад только начинался, когда чья-то рука потащила констебля Харриса за белый рукав его чистой рубашки.
– Вы ищете Ферн? – спросил голос, раздавшийся откуда-то с задних, плохо освещенных сидений. – Тогда спускайтесь сюда. Она хочет поговорить с вами с глазу на глаз.
Констебль Харрис служил в полиции еще только восемь месяцев. Он спокойно нырнул в темноту. Внезапная резкая боль – и больше он уже ничего не помнил.
Фрайни выехала на Мисси из шатра и отдала ее встретившему их помощнику. Она огляделась в поисках Дульчи и Маттиаса, но никого из них не увидела. После огней в главном шатре ей было совсем ничего не видно, и она ждала, пока глаза ее привыкнут. Скоро потоки людей польются из цирка, чтобы поиграть в игры на ярмарке и поесть еще мороженого. Это всего лишь зрители. А она теперь часть шоу. Она вытащила перья и провела рукой по волосам, надеясь немного остыть после выступления.
В этот самый момент кто-то накинул ей на голову мешок и сбил с ног. Она была настолько ошеломлена, что даже не закричала. Когда она попыталась сопротивляться, кто-то прорезал мешок острой бритвой. Холодное острие полоснуло ее по спине.
– Одно слово, – прохрипел чей-то голос, – и оно будет для тебя последним.
Глава 15
Словно бог, на своем алтаре
себя заклавший,
Смерть мертва.
Алджернон Суинберн. Заброшенный сад
Инспектор по уголовным делам Робинсон после неудачной попытки определить, где же Фрайни, направился к балаганам в поисках человека, которого Дот упоминала в качестве друга Фрайни. Карусельная музыка ревела вовсю, бесстыдная и громкая. Джек Робинсон запрыгнул на карусель и проехал круг с лошадками. Посейдон, Артиллерист, Карбайн и Спэафелт подскакивали и раскачивались. Робинсон уселся на лошадку под именем Уиндбэг. Похоже, Алан Ли был неравнодушен к призерам Мельбурнского кубка. Робинсону особенно нравился Уиндбэг. Он пришел первым в 1925 году, обойдя любимца публики Манфреда. Алан Ли проверял билеты у детей. Робинсон обосновался на Уиндбэге и ждал.
Фрайни извлекли из мешка, связанную, с кляпом во рту, и бросили в какое-то помещение, по ощущениям напоминающее палатку. Внутри было жарко и пахло потом. Под ней была сухая трава, похрустывающая при каждом ее движении.
Она попробовала веревки: они были крепкими, и завязывал их профессионал. Она прокатилась кубарем и села. В темноте что-то поднялось и издало сдавленный звук, похожий на звук приглушенного гобоя. Фрайни всматривалась в темноту. Она различила чьи-то сгорбленные очертания, и что-то коснулось ее. Потом она различила чью-то грудь и мужской подбородок, который начал тереться о ее лицо. Он продолжал до тех пор, пока чьи-то зубы не ухватили кляп, затыкающий ее рот, и не вытащили его, чуть было не свернув ей челюсть.
– Ух, – вырвалось у нее. – Ты кто?
Мужчина снова замычал. Фрайни догадалась почему, встала на колено, нащупала кляп у него во рту и вытащила его зубами. Она все еще не видела как следует, но у нее уже сложилось общее представление: это был мужчина, молодой и довольно крупный.
– Ты кто? – снова спросила она.
Фигура откашлялась, сплюнула и прошептала:
– Я констебль Харрис, Томми Харрис. А вы мисс Фишер?
– Да, но они знают меня как Ферн. Джек Робинсон здесь?
– Да.
– Это хорошо. Он меня найдет. Нас найдет. Кто тебя скрутил?
– Я не видел. Было слишком темно.
– Я тоже. Ты не можешь развернуться и развязать мне руки?
– Сейчас попробую.
Он с трудом сменил положение так, чтобы его пальцы дотянулись до узлов. Какое-то время они скреблись по узлам, но потом он сказал:
– Невозможно. У меня пальцы онемели.
– Не страшно. В данной ситуации для нас главное – спокойствие. – Сама Фрайни спокойной себя не чувствовала. – Нам нужно скоротать время. Поговори со мной, – сказала она, удобно оперевшись о его широкую спину.
– О чем?
– Расскажи мне об этом «Выходе» и мистере Кристофере.
Томми почувствовал, как вскипевшая в нем ярость стала утихать. Хотя он готов был, если б это только помогло делу, выйти из себя, но его старания разорвать оковы только травмировало руки. Поэтому он начал мягким голосом спокойного сельского жителя, так тихо, что его слышала только Фрайни Фишер, рассказывать ей все, что знал и о том, и о другом. А надо заметить, он от природы наделен был свойством запоминать мельчайшие детали, будь то убранство комнаты мистера Кристофера, состояние миссис Паркс, Элси Ящерицу, и как он уснул у нее на плече в полицейском участке, и стрельбу, после которой на Брансвик-стрит осталась лужа крови.
Фрайни не прерывала. Когда Томми дошел до настоящего момента, она сказала:
– Интересно. Теперь я расскажу тебе, что я все это время делала. – Фрайни вспомнила о том, как трудно ей было научиться стоять у Мисси на спине. Она рассказала о социальной структуре цирка, балаганщиков и цыган, о клоуне Маттиасе и его брате Тобби. Не упустила она и разные номера, которые составляли шоу. Описала грацию воздушных гимнастов и значение ответственных за оборудование, объяснила, какую невосполнимую утрату понесла мисс Янгер, потеряв мистера Кристофера. Отрывки их рассказов начали собираться, как пазлы. Две истории дополняли друг друга и подходили абсолютно точно – такой работой гордился бы мастер, изготовлявший мебель «Чиппендель». В конце своего повествования Фрайни уже понимала, кто убил мистера Кристофера и почему.
Она легонько подтолкнула молодого констебля.
– Слушай! – уверенно проговорила она. – Если ты отсюда выйдешь, ты все это должен рассказать Джеку и проследить, чтобы виновные были пойманы. Думаю, они скоро за нами придут. Придерживайся версии, что ты меня разыскивал, потому что кто-то сказал тебе, что я шлюха. – У Томми вырвался негодующий возглас, но она резко его оборвала: – Говорю тебе еще раз, для тебя это шанс. По стандартам цирка, я шлюха. Они так считают. И теперь это сыграет.
Она внимательно пересказала констеблю Харрису все, что необходимо было знать Джеку Робинсону, чтобы решить все стоявшие перед ним проблемы. В конце рассказа Фрайни остановилась.
– Ты что-нибудь слышишь? – прошептала она.
– Нет.
– Я мне показалось, что я слышу чьи-то шаги.
– Я ничего не слышал.
Фрайни завершила изложение своей теории. Харрис кивнул. Потом он вспомнил, что она его не видит, и сказал:
– Хорошо. Но вас я не оставлю.
– Ты это сделаешь, – жестко проговорила Фрайни. – Если ты уйдешь отсюда, то сможешь найти Джека и спасти меня. Это ясно?
