Угостившись домашним пирогом с мясом, который Светлана Аркадьевна принесла, вдохновившись примером Нади из нового фильма «Самая обаятельная и привлекательная», Ирина мягко напомнила заседателям, что они должны быть собранными и сосредоточенными, и отправилась в зал суда.
Подсудимая выглядела точно так же, как и накануне, и Филипп Николаевич сидел от нее настолько близко, насколько позволяют правила. Ирина вздохнула. Мужику в такой ситуации вообще не позавидуешь, но разве можно не испытывать ненависти по отношению к человеку, лишившему тебя жены и будущего ребенка? Пусть этот человек – твоя бывшая, с которой ты прожил большую часть жизни, и пусть даже ты веришь, что она была не в себе, и правильно понимаешь смысл слова «невменяемость», но неужели ничего не ворохнется, не выплеснется со дна души?
Не требовать жестокой кары уже достойно, нанять адвоката – редкое благородство, но опекать и поддерживать убийцу своей жены уже какое-то христианское самопожертвование немножко даже с перебором.
Глядя, как Филипп Николаевич ловит взгляд бывшей жены и ободряюще кивает ей в ответ, Ирина вздохнула. Странно и даже немножко подозрительно видеть в поклоннике Ленина и революции такой поповский гуманизм, но алиби у Ветрова железобетонное, к преступлению он непричастен на сто процентов, так что его отношения с Валерией Михайловной – его личное дело.
Брат снова сопровождал Филиппа Николаевича, сидел рядом и тоже улыбался Валерии, но более сдержанно.
Глядя на них, Ирина загадала сделать все возможное, чтобы Егор с Володей в зрелые годы остались так же дружны, как братья Гаккель. Ведь жизнь идет своим чередом, и когда-то их с Кириллом не станет, и Егору с Володей придется рассчитывать только на себя и друг на друга.
Тут обвинитель кашлянул, Ирина спохватилась и начала заседание.
Первой вызвали Марину Николаевну Огонькову, ту самую Маришу. За без малого тридцать лет она из студентки-практикантки превратилась в доктора наук и профессора, завкафедрой ЛОР-болезней в Педиатрическом институте.
Выглядела Марина Николаевна роскошно. Густые каштановые волосы с редким проблеском седины убраны в высокую прическу, на лицо нанесен немного избыточный для ее возраста, но тщательный макияж, а ангорский свитер и юбка из шотландки куплены явно или за границей, или на чеки. Жаль, что обуви не разглядеть, но наверняка она тоже импортная и элегантная. Золота тоже чуть-чуть многовато на шее и на руках, но сами украшения видно, что не дешевка с искусственными камнями, а старинная работа. В общем, заметная женщина. Кроме того, Марина Николаевна обладала прекрасной осанкой и хорошо поставленным лекторским голосом, слушать ее было одно удовольствие. Она рассказала, что накануне убийства Вероники заглянула к Валерии домой попить чайку. Это было у них заведено, жили ведь недалеко друг от друга. Марина Николаевна позвала подругу сходить на следующий день в кино, на фильм «Законный брак», который все хвалят, а они до сих пор не посмотрели. Валерия отказалась, потому что фильм грустный, а она такое не любит, но главное, завтра ей придется ехать к Веронике, у которой к ней какое-то дело государственной важности. В чем именно заключается дело, Валерия не знала, но предположила, что «эта дурища опять себя накрутила и хочет, чтобы я развеяла ее страхи насчет родов». Настроение у Валерии Михайловны было хорошее, она не испытывала к Веронике ни малейшей злобы. Ни в тот день, ни в какой другой, ведь развод у них с Филиппом прошел мирно и культурно, и Валерия сразу приняла его новую жену, а та была вежлива и почтительна со своей предшественницей.
– А что вы можете сказать о подмене ребенка? – спросил адвокат.
Свидетельница нахмурилась:
– Дело давнее, и говорить тут, в сущности, не о чем. У Валерии из-за осложнений родов случился нервный срыв, и обсуждать его я не вижу никакого смысла.
– Почему?
– Да потому что это был всего лишь бред, вызванный чудовищно непрофессиональным анестезиологическим пособием, вот и все. Вы поймите, это участковая больничка с роддомом на пятнадцать коек. Там и сейчас-то дикость, а вы отмотайте еще на тридцать лет назад. Наркоз по принципу «как пройти в библиотеку», после него надо Бога благодарить, что жив остался, а кратковременное расстройство психики вообще за осложнение не считается.
– То есть вы не допускаете, что подозрения Валерии Михайловны имели под собой реальную почву? – спросила Светлана Аркадьевна.
– Какую почву, боже мой, когда я там присутствовала с первого момента и все видела! Нет, это просто смешно, в самом деле, – Огонькова приосанилась, – когда вам алкоголик говорит, что по нему ползают чертики, вам не надо выяснять, какого они цвета и размера, чтобы понять, что у человека развивается белая горячка.
– Мы знаем, что черти – мифические существа, а дети вполне реальные материальные объекты, стало быть, подменить и перепутать их вполне реально, – сказал Шубников.
– Простите, товарищи, но для того, чтобы перепутать детей в роддоме, требуется поистине фатальное стечение обстоятельств. Или массовое поступление рожениц, из-за которого возникла небывалая суета и путаница, или вся смена должна напиться до бессознательного состояния, или пожар. А так, среди полного спокойствия…
Огонькова развела руками.
– Вот вы говорите, кратковременное расстройство психики из-за наркоза, – продолжал Шубников, – то есть позже вы никогда не замечали у вашей подруги проблем э… такого рода?
Свидетельница пожала плечами.
– Вы же врач, в случае чего должны насторожиться быстрее простого обывателя.
– Я не психиатр.
– Но базовые знания по этой специальности имеете.
Марина Николаевна улыбнулась:
– Как говорил Козьма Прутков, специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя. Я занимаюсь ЛОР-патологией, и остальные разделы медицины для меня почти такой же темный лес, как и для, как вы говорите, простого обывателя.
– Но психоз случился у Валерии Михайловны после рождения первенца, когда вы еще не были узким специалистом и не успели забыть полученные в институте знания.
– Больше скажу, я еще их получить-то не успела, – засмеялась Огонькова, – психиатрия у нас была на пятом курсе, а я тогда закончила четвертый.
– Вот видите.
– К сожалению, молодой человек, как нет пророка в своем отечестве, так и редкий врач сохраняет холодную голову в кругу семьи и близких. Наоборот, признаки заболеваний видятся ему чудовищно искаженно, он их или не замечает, или страшно преувеличивает.
– Да, это есть, – кивнул Шубников с тяжелым вздохом.
– Валерия – моя лучшая подруга, почти сестра, а если честно сказать, то не всякие сестры так близки, как мы с нею. Думаете, легко признать, что у самого родного человека психическое заболевание? Поэтому, когда профессор Берг сказал, что она здорова, я обрадовалась и, честно говоря, старалась не замечать какие-то незначительные признаки, свидетельствующие об обратном. Профессор же сделал заключение, и кто я такая, чтобы с ним спорить?
