– Я поняла вашу логику, – буркнула Ирина.
– Мы также знаем, – продолжал Александр Васильевич до противности менторским тоном, – что Валерия Михайловна была обнаружена на месте преступления в состоянии глубокого сна, который равновероятно является как следствием патологического аффекта, так и приема большой дозы барбитуратов.
– Вот где вы раньше были со своим клиническим мышлением?
– Моя вина. Mea culpa, – тут Шубников почему-то улыбнулся, – в общем, Валерию опоили и, пока она крепко спала, зарезали Веронику.
– Это остроумное предположение, но умозрительное, в ликере никаких посторонних веществ при экспертизе не нашли, а больше Валерия ничего не пила и не ела.
– А если я вам скажу, что бутылки было две?
– Что? – от удивления Ирина едва не забыла выдернуть кипятильник из розетки, – откуда вы знаете?
– Слушайте, медицинскую часть я проворонил, признаю, но во всем, что касается бутылок, вы точно можете на меня положиться, – хмыкнул Шубников, – Филипп Николаевич точно помнит, что, возвращаясь из Финляндии, купил в аэропорту две одинаковые бутылки ликера. Одну они начали, когда Валерия приходила провожать его в Афганистан, а вторая стояла запечатанная. В квартире меж тем после преступления нашли только одну. Куда делась вторая?
– Да куда угодно. Подружки приходили.
– Не исключено. Но тогда почему на бутылке отпечатки только Вероники?
– Она хозяйка, ухаживала за гостьей.
– Окей, Валерия Михайловна сидела сложа руки, ни к чему не прикасалась, но на бутылке должны быть отпечатки продавца, Филиппа Николаевича, домработницы… Не знаю, как вы, а я никогда не видал, чтобы бутылки мыли перед подачей на стол. Самые аккуратные хозяйки горлышко протирают, и все. А самое удивительное, что стеклянная емкость не разбилась. Вся посуда вдребезги, а эта нет. Будто специально еще набок положили осторожно, чтобы содержимое не вытекло и можно было химический анализ провести.
«А действительно, – Ирине вспомнились фото-таблицы из уголовного дела, – лежала, будто напоказ, как на витрине или натюрморте».
– Я думаю, так было, – Шубников глубокомысленно затянулся, – преступник подсыпал снотворное в ликер, а когда Валерия отключилась, убил Веронику, вложил в руку Валерии нож, забрал бутылку и рюмку, из которой пила Гаккель, а вместо этого поставил, точнее, положил такой же ликер, но уже без всяких следов снотворного. Бутылку со снотворным унес с собой, а рюмку тщательно вымыл, ополоснул в чистом ликере и разбил.
– Тогда у нас единственный подозреваемый остается, – засмеялась Ирина, – врач со «скорой», назначивший инъекцию барбитуратов, чтобы замести следы. Иначе вся эта хитровыдуманная комбинация теряет смысл.
– Или любой другой человек, который не знал, что у подозреваемого биосреды берут не только на алкоголь. Господи, да элементарно, когда воровал бумаги, подкинул начатую упаковку фенобарбитала, и пусть Валерия Михайловна хоть до посинения доказывает, что не пила эти таблетки. Мало ли рецепта нет, она врач, достанет что угодно.
– Но он не подкинул.
– Или не искали. Мне кажется, Ирина Андреевна, что если мы снова рассмотрим это дело, то приговор сильно переписывать не придется. Поменять только пол и отчество, ну и вместо принудительных мер медицинского характера влепить сами знаете что.
Шубников накурил, и Ирина открыла форточку пошире. Золотая осень погасла, как костер под дождем. Листья облетели, река потемнела и насупилась, а тучи были похожи на старый пуховый платок, которым бабушка закутывает тесто, чтобы лучше подошло, или обвязывает поясницу. Наступает темное время – до тех пор, пока не выпадет первый снег.
Очень грустно, если Александр Васильевич прав. Не хочется даже слушать, как он в сущности на пустом месте ткет свою паутину глупых и умозрительных гипотез, которые цепляются друг за друга и ни за что реальное, но мухи гибнут именно в паутине…
– То есть вы хотите сказать, что Валерий Николаевич убил беременную жену своего родного брата ради того, чтобы получить научные бумаги Валерии? – уточнила Ирина.
– Ну да, когда вы это вслух говорите, то к кому тут надо применять меры медицинского характера, еще большой вопрос.
– Но Валерия не делала тайны из своих изысканий, наоборот, пыталась максимально довести их до сведения научной общественности. У Валерия должны были быть экземпляры статей, ведь если он оперировал, извлекал кусочки опухолей, как вы говорите, то его должны были включить в авторский коллектив. Какие-то нюансы технологии приготовления своего препарата они, может быть, не осветили, но грамотный специалист способен разобраться, что к чему. А если, как вы говорите, Гаккель шарлатан и заинтересован в легких деньгах, а не в научных исследованиях, так ему и вовсе безразлично, что там в препарате будет. Нет-нет, это фантасмагория! – Ирина глотнула холодного воздуха из форточки и почувствовала, что морок в голове рассеивается. – Даже если мадам Гаккель с профессором Павловым держали технологию в глубокой тайне, что мешало Валерию Николаевичу взять тот же самый фенобарбитал, напроситься к невестке на чаек, опоить и обнести квартиру? А потом, вместе с братом нежно поддерживая под локоток, упаковать в дурдом? Или еще проще, раз вы говорите, что у него был ключ, а хозяева об этом забыли, тупо зайти и имитировать ограбление? Такого поведения еще можно было бы ждать от беспринципного доктора медицинских наук, но вариант, что вы предлагаете, это, простите, по вашей терминологии, даже не гланды удалять через задницу, а я не знаю… вросший ноготь на ноге через глазную орбиту.
Шубников насупился и пробормотал, что все равно съездит к Гаккелю, разведает обстановку. Он бы и Валерию Михайловну в психушке навестил, но пока к ней посетителей не пускают.
Вспомнив, что обещала гостю кофе, Ирина наконец разлила воду по чашкам. Кипяток слегка остыл, и на поверхности всплыли мелкие черные комочки, которые они с Шубниковым синхронно принялись давить ложками о стенки чашек. Ирине нравился этот неприкаянный парень, она чувствовала, что под маской опускающегося алкоголика еще живет смелый, решительный и страстный, но надломленный человек.
– Послушайте, Александр Васильевич, – улыбнулась Ирина, – я понимаю, вы в системе правосудия неофит, вам хочется, чтобы все было интересно, как в книгах, а не как в жизни. Я вас не осуждаю, многие заседатели у меня воспринимали свой гражданский долг не рутиной, а интересным приключением, да и вы сами, рискну предположить, когда пришли на первое дежурство, у каждого пациента находили повод к оперативному вмешательству.
– Что было, то было.
– Так и здесь. Это обычное дело об обычном патологическом аффекте, просто здесь фигурируют представители высших слоев общества, что, безусловно, интереснее, чем дрязги подзаборных ханыг, а вы одержимы любопытством первооткрывателя, вот и видится скрытый смысл там, где его нет.
Шубников в три глотка осушил свою чашку и поднялся:
– Ладно. Но с Гаккелем я все равно поговорю.
