Действительно, если кто практически мог устроить такой жуткий спектакль, то только Валерий Николаевич. Возможность была, а вот мотив – загадка.
Во всяком случае, Ирина не в силах была придумать ни одной причины, ради которой стоило так рисковать. Ведь план выглядит безупречно, только когда он удался, а во время исполнения все висело на волоске. Вдруг Вероника закричит и сумеет вырваться? Валерия проснется и тоже успеет убежать? Соседи увидят и запомнят, они же прекрасно знают его в его красивое лицо. Да господи, оперативная обстановка в Афгане изменится, и Филиппа вместе с его группой деятелей культуры срочно эвакуируют домой, он откроет квартиру, а тут такое! Нет, мотив должен быть невероятно убедительный, чтоб оправдать все эти риски.
В конце концов Ирина решила, что исчерпала свой мыслительный ресурс и пора собираться на мозговой штурм.
В суде общаться на такие скользкие темы было неудобно, а приглашать Шубникова домой ей очень не хотелось. Ирина чувствовала, что после того, как она разоткровенничалась с ним, от дальнейшего сближения лучше воздержаться. Вдруг он сболтнет что-нибудь лишнее при Кирилле, а потом глазками похлопает «ой, как неудобно получилось, а я был уверен, что ваш муж знает, что вы были алкоголичкой».
Правда, он мужчина, а к подобному обычно склонны лучшие подружки и особенно родители, любящие при всем честном народе повспоминать самые постыдные эпизоды твоей жизни, но рисковать все равно не стоит.
Выручила Гортензия Андреевна, предложившая собраться у нее в школе в субботу после уроков.
Оставив Кирилла гулять с детьми на школьном дворе, Ирина вошла в класс, похожий на свою хозяйку безупречно аккуратным видом. Парты стояли по линеечке, в три ряда, портреты и таблицы висели ровно и симметрично, а большой плакат, изображающий правильную посадку ученицы за партой, был застеклен и помещен в рамочку.
На подоконниках стояли горшки с фиалками и кактусами, а со шкафа за учительским столом свисала традесканция, похожая на зеленую хищную кошку, приготовившуюся к прыжку.
Шубников пришел раньше и уже познакомился с Гортензией Андреевной, поэтому сидел за первой партой притихший, аккуратно положив руки перед собой.
Гортензия Андреевна прохаживалась вдоль доски.
Поздоровавшись, Ирина прислонилась попой к первой парте ряда у окна, но старая учительница так на нее посмотрела, что пришлось срочно сесть по-человечески и выпрямиться, как девочка на плакате.
– Итак, что нам известно, – веско заметила Гортензия Андреевна, мелом изображая на доске знак вопроса, – Александр Васильевич?
– Слушайте, я теперь даже уже не знаю, – заговорил Шубников, – пообщался я с Гаккелем, вроде мировой мужик…
– А по существу дела этот мировой мужик вам что-то сказал?
Шубников потупился, как троечник, не выучивший урока.
– Ясно. Ирина Андреевна, вы что-то новое узнали? Нет? Тогда давайте суммируем все, что нам известно. Итак, ребенка действительно подменили, Валерия Михайловна вела спорную, но вполне укладывающуюся в рамки нормального поведения научную работу совместно с неким профессором Павловым и своим деверем и тезкой, поэтому мы с большой долей достоверности заключаем, что шизофреничкой она не была. Что произошло дальше?
Шубников с Ириной переглянулись и синхронно пожали плечами.
– Мистификация, разыгранная свидетелями на суде с помощью адвоката, разоблачена, а дальше мы по инерции слишком пристально и слишком критически оценили саму картину преступления, так?
– Так.
– А на самом деле, – продолжала Гортензия Андреевна, странно улыбаясь, – Веронику убила Валерия в состоянии аффекта, а друзья, родственники и сослуживцы просто перестраховывались, спасая ее от тюрьмы. Хотите остановиться на этой версии?
Ирина пожала плечами, а Шубников снова буркнул себе под нос, что Гаккель мировой мужик, и если уж на то пошло, то сначала надо проверить его алиби.
– Я съезжу в больницу еще разок, полистаю операционные журналы, – вызвался он, – если выяснится, что Валерий Николаевич весь день у станка стоял, то вопрос сразу закроется.
Величаво кивнув, Гортензия Андреевна повернулась к доске, взяла аккуратно сложенную тряпку и стерла знак вопроса, а вместо него нарисовала трех человечков.
– Все верно, товарищи, только вы забыли одну деталь, – сказала она и поставила в углу доски восклицательный знак. На точке мел громко стукнул. – Одно немаловажное обстоятельство. Итак, мы выяснили, что Гаккель, Гаккель и Павлов работали над противоопухолевым препаратом. Научная общественность не приняла их открытие, тогда они организовали некую шарашкину контору.
Гортензия Андреевна обвела все три фигурки в кружочек и сделала многозначительную паузу. Ирина взглянула в окно: Кирилл с Володей изучали шведскую стенку, а Егор поодаль играл в футбол с местными ребятами. Он остался в одном школьном пиджачке, а куртка вместе с ранцем горкой лежали на земле возле забора, изображая левую штангу ворот. Будем считать, что он быстро бегает и не замерзнет.
– Оставим в стороне этическую сторону вопроса, допустимо ли проводить эксперименты на людях…
– Это называется клинические испытания, – заметил Шубников, – только они, конечно, должны быть согласованы на всех уровнях, а не так, как у них.
– Я же сказала, оставим в стороне. Главное, что бизнес процветал до смерти Павлова, а потом заглох, потому что делать вакцину стало некому и негде, – Гортензия Андреевна крестиком перечеркнула одну фигурку, но рядом пририсовала новую, как бы в платье, и провела к ней стрелочку. – Зато после Павлова осталась внучка Вероника, и это и есть тот момент, о котором мы забыли. Погибшая Вероника является не только женой Филиппа Ветрова, но и внучкой профессора Павлова.
– Мы это помнили.
– Да? – Гортензия Андреевна отряхнула пальцы от мела и взяла в руки длинную деревянную указку. – Тогда давайте упростим выражение. Три человека изобрели лекарство от рака. Один умер, внучка его убита, вторая объявлена шизофреничкой и помещена в стационар, остается кто?
Кончик указки уперся в крайнюю фигурку.
– Правильно! Мировой мужик Гаккель, – торжествующе закончила старая учительница.
– И в чем смысл?
– В том, чтобы ни с кем не делиться в случае успеха.
– Гортензия Андреевна, но это глупо. Все знают, что Гаккель хирург и сам такую мудреную штуку никогда бы не придумал и не реализовал! – воскликнул Шубников. – Если вдруг найдутся люди, которые поверят, что он изобрел новый метод лечения рака, все равно изготовление вакцины возможно только при навыках лабораторной работы, а у хирурга самый максимальный максимум – это определение группы крови. Да и то стараются спихнуть на молодых, поэтому у Валерия Николаевича сей навык наверняка уже утрачен. Да и чем он там не хотел делиться? Госпремией? Так им бы все равно на группу дали больше, чем на него одного. Так же, как и академика, если что, ему бы дали по хирургии, а Валерии Михайловне по иммунологии. Разные дисциплины, конкуренции нет. Про Павлова я вообще молчу, покойников у нас любят, для них никакой славы не жалко именно потому, что они уже никому не конкуренты. А чем могла помешать Вероника, я вообще не понимаю!
