Гаккель нахмурился:
– Не понял?
– Ну помните, когда я вас встретил в том кабаке… Филипп Николаевич положил жену в больницу, думая, что у нее обострение, но вы-то знали, что…
– Филипп Николаевич, молодой человек, – Гаккель повысил голос, – положил Валерию Михайловну в больницу, потому что она писала предсмертную записку. Она выдержала суд, чтобы принять наказание, но когда ее, по сути, отпустили на все четыре стороны, не могла жить дальше. Считала, что не имеет на это права, после того, как убила девушку, которую считала почти дочерью. При чем тут какие-то бумаги?
– Но просто Валерия Михайловна их не нашла…
– Так естественно, после того как там все лето без присмотра жил мой братец-разгильдяй! – фыркнул Гаккель. – Что она ждала еще, забыла разве, что рядом с Филиппом голову свою не найдешь, не то что парижанку!
– Что, простите?
– Парижанку. Валерия так называла свой любимый блокнот.
– Почему?
Гаккель взглянул на него с легким раздражением:
– Потому что купила его в Париже сто лет назад, когда Филиппу первый раз позволили приехать на премьеру своей пьесы с женой.
– А там была нарисована Эйфелева башня?
– Само собой.
Шубников встал и бросил сигарету в хромированную пепельницу, стоящую на длинной ноге, как цапля. На дне в отвратительно коричневой воде плавали раскисшие окурки.
Теперь он, кажется, знал, кто убил Веронику Павлову.
* * *
Выпал первый снег, и Ирина наслаждалась светом и белизной, хотя и знала, что вечером начнет таять, а к утру от него не останется и следа, и предстоит пережить еще много черных и хмурых дней до наступления настоящей зимы.
Володя утром пришел в настоящий восторг, замолотил по земле лопаточкой, и Ирина подумала, что это будет первый снег, который ему запомнится. Или нет, ведь сама она не помнит, как увидела снег впервые.
Осенние сапоги у нее годились только на сухую погоду, кожа на них от старости истончилась, пропускала воду, а новую обувь было не достать. Однажды она простояла всю субботу в Кировском универмаге, сапоги давали на третьем этаже, а очередь начиналась прямо в вестибюле, и она снизу за четыре часа, дурея от духоты, поднялась до середины второго этажа, когда кончился ее размер.
Были еще резиновые сапоги на слякоть, но Ирина предпочла приличный внешний вид, за что и поплатилась мокрыми ногами. Сапоги сохли в углу, выражая протест по поводу их бессовестной эксплуатации проступающими отвратительными разводами, которые придется счищать кремом для лица. Одна радость, сегодня Кирилл в первую смену, заберет Володю, и можно идти домой не спеша, выбирая сухие кусочки тротуара.
Подойдя к окну, чтобы оценить обстановку, она вдруг увидела, как из остановившейся неподалеку от здания суда «Волги» выходит не кто иной, как Филипп Николаевич Ветров, и направляется к крыльцу.
Ирина поморщилась. Неужели хочет написать на нее жалобу? Что ж, имеет право, и неудовольствие такого человека обязательно будет принято во внимание. Выговор, лишение премии, какие еще радости ждут простую судью, так небрежно и спустя рукава проведшую процесс над сильными мира сего.
Стыдно вспомнить, кто обвел ее вокруг пальца, а точнее говоря, кому она позволила сделать это с собой! Сейчас, когда знаешь правильный ответ, не замеченные на первом процессе детали бросаются в глаза и вопиют о ее некомпетентности.
Как она могла не обратить внимания на то, что при Валерии Михайловне не было ключей от ее квартиры? Почему это прошло незамеченным? Такое впечатление, что преступнику сам черт помогал.
* * *
Тимур Барановский был парень талантливый, но видел вокруг себя множество примеров, что на одном таланте далеко не уедешь, и даже больше того, без него как-то быстрее и проще. Валерия Михайловна с Павловым придумали что-то действительно интересное и перспективное, но даже не считаются настоящими учеными, но стоит тебе добросовестно переписать пару учебников и дополнить их более или менее бессмысленной статистикой, как ты тут же получаешь научную степень.
Больше всего на свете Тимур мечтал уехать за границу, в Америку, где наука живая, нет блата и люди получают хорошие деньги за хорошую работу. В том числе поэтому он так легко отказался от хирургии. В Америке хирургу из СССР практически невозможно пробиться, зато биологов там принимают довольно охотно.
Тимур добросовестно помогал Валерии Михайловне и Павлову, сначала на общественных началах, потом официально. Иногда Павлов доверял ему приготовить вакцину самостоятельно, так что технологию он знал, но, когда профессор умер, Тимура перестали пускать к нему в лабораторию и порекомендовали занять свое рабочее место. Валерия Михайловна пробовала договориться, но руководитель лаборатории категорически отказался подпускать какого-то сопляка к дефицитному оборудованию.
Производство препарата пришлось прекратить, Валерия села писать статьи, а Тимур послушал совета старших товарищей и занялся нормальными темами по плану работы лаборатории, а не всяким мракобесием и «дедулькиным бредом».
В общем, он был рад такому повороту событий. Валерия вывела его в люди, и спасибо, а вечно быть ее оруженосцем он не собирался.
В конце апреля ему вдруг позвонил человек с сильным акцентом и, представившись сотрудником одного известного университета, предложил обсудить возможность совместной работы. Изначально он звонил Павлову, но когда ему сказали, что тот умер, попросил переадресовать на второго соавтора из Института цитологии.
Тимур чуть не скончался от счастья и волнения. Когда-то Валерия Михайловна спрашивала, включать ли его в соавторы статьи, которую она хочет отправить за рубеж неофициально, через мужа, не боится ли он? Тимур секунду колебался, а потом все-таки решил рискнуть. И, как выяснилось, не прогадал.
Он предложил перейти на английский, который прекрасно знал, собеседник согласился с большим облегчением и попросил Тимура добыть свидетельство о смерти Павлова, а также связаться с Валерией Гаккель. Он сам звонил в мединститут, разыскивал ее, но ему там ответили, что Гаккель, во-первых, мужчина, а во-вторых, хирург, между тем точно известно, что это женщина, потому что писатель, принесший им статью, аттестовал ее как работу жены одного русского драматурга. Возникло какое-то недоразумение, наверное, дама сменила работу, и он очень просит Тимура разыскать ее.
Тимур понял, что очередную ложку сейчас пронесут мимо его рта. Как только недоразумение устранится, о нем тут же забудут. Немедленно. Он знал Валерию Михайловну как порядочную тетку, которая включила его в соавторы статьи, хоть он выполнял только техническую работу, но легко быть честным, когда денег все равно нет.
В списке авторов никому не нужной статьи можно чуть-чуть потесниться, но когда вопрос стоит о работе в настоящем американском университете, где платят настоящие деньги и вообще настоящая жизнь… Естественно, он тут же будет забыт и задвинут.
