Иногда Эйприл даже не верилось, что прошло всего четыре месяца с того момента, как она впервые нашла Габриэля, который прятался в темноте и затачивал свои клинки. Но после утреннего происшествия девочку не покидало чувство, что внутри него скрывалось что-то ещё, пока не известное Эйприл. «Ну и ладно», – сказала себе девочка. По крайней мере, дети смогли вытащить Габриэля из погреба, и пах он теперь кондиционером для белья, что в целом было большим прогрессом.
Габриэль подавил зевок и направился к кофеварке. Обнаружив банку с кофе пустой, он прорычал что-то, по мнению Эйприл, похожее на португальское ругательство, и швырнул банку в мусор.
Затем мужчина присмотрелся к Вайолет в слишком короткой блузке и сарафане с рваной дырой на спине.
– Что это на тебе?
– Сарафан? – нерешительно сказала Вайолет, словно это был вопрос с подвохом.
– Что ты ешь? – спросил Габриэль.
Девочка положила последний кусочек оладьи в рот и пробормотала:
– Оладушки. Там ещё остались?
Тим положил одну ей на тарелку, и Вайолет схватила её так, словно это была последняя еда в мире.
Габриэль уставился на Эйприл, словно та была в чём-то виновата.
– Она растёт, – объяснила девочка. – Такое случается. Ей нужна новая одежда.
– Я в курсе, – ответил Габриэль. – На самом деле… – Он прошёл в прачечную, сдвинул в сторону кучу грязного белья и вытащил картонную коробку. – Вот.
Эйприл настороженно посмотрела на неё. Но Сэйди схватила коробку и начала разрывать картон так, словно внутри скрывался секрет самой жизни. Затем девочка замерла и с растерянным выражением лица вытащила наружу что-то клетчатое. Очень много клетчатой ткани.
– Что это? – спросила Сэйди.
– Одежда, – сказал Габриэль.
– Какая одежда? – голос девочки звучал подозрительно.
– Форма, – небрежно ответил Габриэль, но то, что Сэйди достала из коробки, было примерно втрое больше Вайолет.
– Форма какого размера? – уточнила она.
– Меня не спрашивали про размер, – пробормотал Габриэль угрюмо, словно оправдывался. – Меня спросили, сколько ей лет, и я сказал, что четырнадцать.
– Мне восемь, – сообщила Вайолет и накинула новый сарафан поверх старой одежды. Подол опустился до самого пола. Лямки на плечах провисли.
– Подозреваю, что это был четырнадцатый американский размер, – сказала Сэйди.
Габриэль склонил голову набок, словно надеясь, что, если посмотреть на Вайолет с другого ракурса, одежда вдруг станет ей впору.
– Ладно, останется на вырост, – пробормотал он, возвращаясь на кухню.
Сэйди открыла рот, собираясь поспорить, когда дверь снова распахнулась, и в кухню вошёл Колин. Его чёрные волосы были зачёсаны назад, а глаза ярко блестели. Он так сильно походил на юного Габриэля, что его мать-мошенница однажды попыталась выдать мальчика за наследника Винтерборнов, и этим утром Колин был похож на идеального Габриэля даже больше, чем сам оригинал.
– Почту принесли, – сообщил он, бросая несколько новых конвертов, буклетов и журналов поверх вороха старых. Подросшая кипа бумаги покачнулась. Эйприл затаила дыхание, ожидая, что бумаги опрокинутся, но стопка перестала качаться и встала ровно.
Тут девочка заметила, что в руке Колина остался один листок. Почтовая открытка.
– Откуда она? – спросил Тим.
– Амстердам, – ответил Колин.
– Когда отправлена? – уточнила Сэйди.
Колин проверил обратную сторону.
– Полторы недели назад.
Никто не спрашивал, есть ли там послание. И никто не сомневался, кто отправитель открытки.
Вайолет молча взяла листок из руки Колина, подошла к холодильнику и подложила открытку под остальные, которые дети получали в течение последних нескольких месяцев. Аккуратно разложив листки так, чтобы была видна только первая буква названия каждого места, дети смогли прочитать сообщение:
«ЕЩЕ ЗЛА».
Пока остальные смотрели на Вайолет, Эйприл наблюдала за Габриэлем, который изо всех сил старался притвориться, что ничего не ждал и ни на что не надеялся.
– Три месяца прошло, – сказал Колин, внезапно оказавшись самым смелым из всех.
– Я в курсе, – ответил Габриэль.
– И? – спросила Эйприл, потому что иногда была самой недогадливой.
– Что «и»? – спросил Габриэль.
– Что ты собираешься делать?
– Мы не можем повлиять на время, Эйприл. Оно проходит, хотим мы этого или нет.
– Ага. Да. Но мы можем выбирать, как им распорядиться. – Девочка раскинула руки в торжественном Сэйди-жесте, но торжественно у Эйприл не вышло, как она ни старалась.
– Ты должен её вернуть, – спокойно произнесла Вайолет.
Она была, наверное, единственным человеком, на которого Габриэль не мог – или не хотел – кричать. Он просто посмотрел на Вайолет сверху вниз и сказал:
– Она вернётся, когда будет готова.
– Мне просто любопытно, – Колин прислонился к кухонной стойке и скрестил руки, – когда же настанет это «когда».
– Иди попей молока, – огрызнулся Габриэль.
– Оно закончилось, – бесхитростно сообщила Сэйди. – Я потратила последнее на оладушки. И разрыхлитель для теста тоже кончился, кстати.
– Ещё нет. – Габриэль сходил в кладовую и принёс коробку.
– Это сода, – сказала Сэйди.
– И что? Это одно и то же.
Габриэль попытался сунуть коробку Сэйди, но та вздрогнула и закричала:
– Сода и разрыхлитель – разные вещи! Их нельзя так просто менять друг с другом! Это же химия! – потому что химия и оладьи были двумя предметами, с которыми Сэйди не шутила.
– Всё хорошо, Сэйди. Я её уже использовал, – сообщил Габриэль.
Тут дети резко притихли.
– Использовал для чего? – медленно спросила Сэйди, уже опасаясь услышать ответ.
– Для торта, – ответил Габриэль.
– Какого ещё торта? – прошептала девочка, и тут кухня начала заполняться дымом.
Заревела пожарная сигнализация.
То, что произошло дальше, могло бы закончиться хаосом в обычном доме с обычными детьми, но дети дома Винтерборнов остались спокойными и сосредоточенными. Колин закричал:
– Пожарная тревога! – И все немедленно начали действовать.
Вайолет распахнула дверь чёрного хода, а Тим стал открывать окна. Колин схватил кухонное полотенце и начал обмахивать пожарную сигнализацию, которая вопила так громко, что Эйприл казалось, у неё вот-вот пойдёт кровь из ушей.
Она не знала, стоит ли радоваться тому, что их действия так хорошо отработаны, или ужасаться тому, сколько у них было практики.
