– Потому что он умер. Или скоро умрёт.
– Ты его убила? – спросила девочка, но Джорджия сидела молча, погрузившись в собственные мысли. Словно потерявшись в какой-то фантазии.
– Джорджия…
– Винтерборны мертвы. Все это знают. Их яхта взорвалась двадцать лет назад, и никто не выжил, – женщина продолжила копаться в наволочке, а её голос стал едва слышным. – Просто некоторым понадобилось больше времени, чем остальным, чтобы умереть. Вот и всё.
– Но… ты ранила Габриэля! – завопила Сэйди.
– Я его едва задела, – огрызнулась в ответ Джорджия. – И он сам виноват. Поверь, если бы я хотела его убить, наш разговор сейчас шёл бы совсем по-другому. И если он всё-таки ушёл искать меня, то сейчас он мёртв. Скорее всего, – она пожала плечами. Да, просто пожала плечами. Словно это не был самый важный разговор в жизни Эйприл. – Люди, которые ищут меня, обычно умирают. Конечно, чаще всего это я их убиваю, но… – Джорджия снова пожала плечами. – Мне жаль, – в её голосе не было сожаления. – Но Габриэль ушёл. И вряд ли вернётся.
– Ты обманщица! – закричала Эйприл.
– Не буду отрицать. Но это не значит, что я ошибаюсь.
– Кто эти люди? Что они искали в доме Винтерборнов? Чего им нужно от Эйприл? – спросил Тим.
– Им нужна не Эйприл, – объяснила Джорджия. – Им нужна я. А достать Эйприл – это самый лёгкий способ достать меня. Простая арифметика.
Сколько раз Эйприл слышала эти слова? Миллион? Миллиард? Этой женщине не подходили подобные слова. Эйприл была не такой, как Джорджия Винтерборн: ни миленькой девочкой из благородной семьи, какой она исчезла; ни жуткой женщиной в шрамах, какой она вернулась. Они не походили друг на друга манерой речи или своими причудами. Даже внешне они были совсем разными.
Тем не менее Сэйди пробормотала себе под нос:
– Генетика – страшная вещь.
А Эйприл… её горло сдавило, на глаза навернулись слёзы, и девочка больше не могла ничего слушать.
Она не хотела находиться в этой комнате.
Она больше не стала задавать вопросы.
Эйприл просто сделала так, как поступала с двух лет: позаботилась о себе сама.
Она сбежала.
Эйприл никогда не любила встречать рассветы, но в том, как чёрное небо становилось серым, а затем фиолетовым, было что-то умиротворяющее. Когда горизонт окрасили первые лучи золотистого света, казалось, сам мир пробуждается у неё на глазах. Эйприл захотелось быть такой же быстрой, как этот свет. Ей захотелось увидеть, как далеко уходят его лучи. Ей захотелось промчаться до противоположного берега прямо по воде. Но это было невозможно. Поэтому Эйприл побежала к дому Винтерборнов.
Она побежала домой.
Девочка распахнула двери, но не стала звать Габриэля, потому что его здесь не было. Впрочем, Эйприл всё равно собиралась его отыскать. Должна была его отыскать. Габриэль обязательно найдётся и вернётся домой, и тогда у неё снова появится надежда.
Ключ в руке казался обжигающе горячим, когда Эйприл сняла цепочку с шеи и открыла тайное убежище. Судя по тому, что она видела на записи, эту комнату разгромили не злоумышленники. Это сделал Габриэль. Он что-то искал, а Эйприл искала Габриэля.
«Простая арифметика», – подумала девочка.
А потом ей захотелось плакать.
Эйприл посмотрела, как появляются ступени, и зашагала вниз, в темноту, чтобы выяснить, что нашёл Габриэль. Эта комната оставалась заброшенной и тайной десятки лет. Иверт даже называл её семейным «сокровищем». Но для Эйприл сама комната была неважна. Важен был только Габриэль.
Девочка долго стояла на нижней ступеньке, стараясь приметить самые незначительные детали. Тут были тренировочные чучела и старые плащи, ржавые ножи и блестящие мечи, карты и компасы – ни один из которых не указывал в сторону Габриэля Винтерборна.
Затем Эйприл принялась за работу. Она сортировала, отбрасывала, подшивала и складывала в стопки найденные документы, стараясь не думать слишком много, потому что за мыслями появляются чувства, чувства могут довести до слёз, а слёзы – привилегия тех людей, которым некуда спешить.
Эйприл собиралась найти книгу, которую Габриэль взял с полки в библиотеке. Если верить видеозаписи, то после сражения, отправив детей спать, мужчина заглянул в книгу и затем спустился сюда. Вскоре после этого он ушёл, захватив мечи и накинув свой счастливый плащ.
Значит, книга – это ключ к разгадке. Должна быть им. А это значило, что Эйприл была обязана её найти. Но в тайной комнате нашлись только старые кружки с засохшими пятнами кофе, кучи древней одежды да мусорная корзина, которую годами никто не опустошал, забитая под завязку мятой и рваной бумагой, покрытой записями Габриэля:
«Милая Иззи…»
«Дорогая моя Изабелла…»
«Привет…»
«Эй, Из…»
Тут были десятки черновиков, порванных на миллион кусочков:
«Пожалуйста, вернись домой.
Дети скучают по тебе.
Я…
Они…
Ты нам нужна.
Если ты захочешь, я уйду. Если захочешь, я останусь.
Я сделаю всё, что ты пожелаешь.
Потому что ты мне нужна.
Ты всегда была мне нужна.
Ты всегда будешь мне нужна.
Кстати, ты не в курсе, где Смиттерс хранит лампочки?»
Некоторые письма были романтичнее других, но все они лежали в мусорной корзине. И, что важнее всего, ни в одном не говорилось, куда ушёл Габриэль.
Эйприл даже не могла найти одну дурацкую книгу! Как она должна искать мужчину, который десять лет прожил в бегах?
Она не сможет. Глупо даже пытаться.
На обратном пути ступени спиральной лестницы казались гораздо выше. Библиотека казалась тише, а коридоры – шире. Добравшись наконец до своей комнаты, Эйприл переоделась, почистила зубы и серьёзно задумалась о том, чтобы остаться спать здесь, в своей кровати, потому что возвращаться в мини-особняк было бессмысленно.
Там была её мать.
Эйприл хотелось рассмеяться над иронией этой ситуации. Она десять долгих лет мечтала о дне, когда мама за ней вернётся, но теперь девочке хотелось, чтобы та снова исчезла. По крайней мере, тогда она не будет говорить вещи, которые Эйприл не хотела слышать.
Но хоть взрослые легко её бросали, друзья были совсем другими, и если Эйприл в ближайшее время не вернётся, Сэйди, скорее всего, отправит за ней поисковый отряд. Поэтому девочка натянула свои самые мягкие носки, надела самые тёплые ботинки и зашагала вниз по лестнице.
Эйприл почти добралась до фойе, когда кто-то потащил её назад, зажав рот рукой. Девочка начала вырываться и пинаться, и схватила со стола подсвечник. Но только она замахнулась, голос рядом прошептал:
