Раздался звук, сочный хлопок, похожий на звук вылетевшей из
бутылки шампанского пробки, после чего руки Пэм задергались, колотя по двери, а
шея изогнулась под странным углом, как шея человека, наблюдающего за
торжественной церемонией поднятия флага на патриотическом празднике.
— Эй? — окликнул ее Норман, и Ферди поднялся перед ним на
его же руке. Перекошенная морда быка показалась ему пьяной. — Пфффф, — скривил
губы Фердинанд. Норман сорвал маску с руки и сунул ее в карман, слыша новый
звук, напоминающий весеннюю капель. Он посмотрел вниз и увидел, что цвет
кроссовки на левой ноге Пэм вместо белого стал красным от крови, кровь стекала
по двери длинными полосами. Руки Пэм все еще дергались. Норману они напомнили
бьющихся в клетке маленьких птиц.
Казалось, она приклеилась к двери, и, шагнув вперед, Норман
понял, что в некотором смысле так оно и есть. На внутренней стороне двери
оказался крючок вешалки. Вырвавшись из его рук, она бросилась вперед и упала
лицом на крючок, вонзившийся в ее левый глаз.
— Черт бы тебя побрал, Пэм. Какая же ты дура! — чертыхнулся
Норман. Его охватили растерянность и страх. Перед глазами стояла идиотская ухмылка
Фердинанда, в ушах звенело его «Пффф!», словно дурацкий эпизод мультфильма
студии «Уорнер Бразерс».
Он снял Пэм с крюка. При этом раздался неописуемо
отвратительный звук трущейся о металл кости. Ее целый глаз — показавшийся ему
еще синее, чем прежде, — уставился на него в безмолвном ужасе.
Затем она раскрыла рот и закричала. Норман не имел времени
на раздумья; руки его действовали автоматически. Они схватили ее за щеки,
дрижались большими ладонями к изящной линии нижней челюсти и резко повернули голову.
Послышался короткий сухой треск — словно треск кедровой шишки под ногами, — и
тело в его руках мгновенно обмякло. Пэм умерла, и все, что она знала или могла
знать о Роуз, умерло вместе с ней.
— Ах ты ж дура набитая, — выдохнул Норман. — наделась глазом
на крючок вешалки, ну не глупость ли это, мать твою?
Он грубо встряхнул ее. Голова Пэм, не поддерживаемая
позвоночником, безвольно болталась из стороны в сторону. На груди белого
форменного платья появилась красная салфетка. Он оттащил тело от двери и бросил
на кучу одеял. Она растянулась в неестественной позе раздвинутыми ногами.
— Сука ненасытная, — бросил ей Норман. — Даже после смерти
не можешь не заигрывать. — Он поддел носком туфли одну ногу и перекинул за
другую. Рука Пэм свалилась с бедра и упала на одеяло. Он заметил дешевый
пурпурный браслет на ее запястье — смахивающий на обрывок витого телефонного
шнура. На браслете висел ключ.
Норман посмотрел на ключ, затем перевел взгляд на шкафчики в
дальнем конце подсобки.
«Норман, тебе нельзя там показываться, — предупредил его
отцовский голос. — Я знаю, о чем ты думаешь, но ты настоящий псих, если
собираешься совать нос в их избушку на Дарэм-авеню».
Норман усмехнулся. «Ты настоящий псих, раз собираешься
проникнуть туда». Если задуматься, даже немножко забавно. Кроме того, куда ему
осталось идти? Что еще попробовать? Времени у него почти не было. Подожженные
мосты весело пылали за спиной — все до единого.
— Время не имеет значения, — пробормотал Норман Дэниеле,
стягивая браслет с руки Пэм. Он направился к шкафчикам и на время зажал браслет
с ключом в зубах, освобождая руки, чтобы левой натянуть на правую маску быка.
Затем поднял Фердинанда, давая ему возможность осмотреть таблички на шкафчиках.
— Тут, — заявил Фердинанд, потираясь резиновой мордой о
дверку шкафчика с табличкой «ПЭМ ХЕЙВЕРФОРД».
Ключ вошел в замочную скважину. Внутри оказалась пара
джинсов, футболка, спортивный купальник, пакет с набором вещей для душа и
сумочка Пэм. Норман взял сумочку, вернулся к рядам корзин и вытряхнул
содержимое на стопку свежих полотенец. Затем принялся водить рукой с надетой на
нее маской над рассыпанными предметами. Фердинанд кружил над полотенцами, как
странный шпионский спутник.
— Вот то, что тебе нужно, дружище, — пробормотал бык.
Среди косметики, бумажек и салфеток Норман нашел тонкий
ломтик серого пластика. С его помощью он откроет дверь публичного дома на
Дарэм-авеню, в этом можно не сомневаться. Зажав электронный ключ в кармане, он
повернулся было, чтобы уйти…
— Погоди, — остановил его эль торо. Он наклонился к уху
Нормана— цветочные гирлянды опустились на макушку — и что-то зашептал.
Норман выслушал его и кивнул в знак согласия. В очередной
раз стащив маску с влажной от пота руки, он сунул ее в карман и замер над
горкой бумажного мусора из сумочки Пэм. В этот раз он исследовал каждый клочок
с дотошной придирчивостью, словно изучая, по его же собственному выражению,
«сцену события»… хотя обычно пользовался для этих целей кончиком карандаша или
ручки, а не кончиками пальцев.
«Что-что, а отпечатки пальцев сейчас не главная проблема, —
подумал он и засмеялся. — Уже не проблема».
Он отодвинул в сторону бланки счетов и поднял маленькую
красную записную книжку со словами «ТЕЛЕФОНЫ, АДРЕСА» на обложке. Открыл букву
«Д», нашел телефонный номер «Дочерей и сестер», но его интересовало не это. Он
вернулся к первой странице блокнота, где среди каракулей, выведенных рукой Пэм
— большей частью изображавших глаза и карикатурные галстуки— бабочки, — имелось
множество цифр. Однако все они, видимо, являлись телефонными номерами.
Он открыл последнюю страницу, второе наиболее вероятное
место. Снова телефонные номера, снова глава, снова галстуки-бабочки… а в
середине, обведенные аккуратным прямоугольником и помеченные двумя звездочками,
четыре цифры:
*
0471
— Вот это да! — прошептал он. — Придержите свои карты,
ребята. Кажется, я сорвал джек-пот. Я не ошибся, как ты думаешь, Пэм?
Норман вырвал страницу из записной книжки Пэм, сунул ее в
передний карман брюк и на цыпочках приблизился к двери. Он прислушался. Ни
звука. Облегченно выдохнув, дотронулся до края листка бумаги, который только
что сунул в карман. Его сознание совершило очередной скачок, и в последовавший
отрезок времени он не помнил ровным счетом ничего.
4
Хейл и Густафсон привели Рози и Герт в угловую комнату
полицейского участка, очень напоминавшую салон для светских бесед: старая, но
довольно удобная мебель без всяких письменных столов, за которыми, как правило,
восседали суровые, с неприступным видом полицейские. Они опустились на
выцветший зеленый диван, припаркованный между автоматом газированных напитков и
столиком с тостером и кофеваркой. Вместо мрачных портретов наркоманов и жертв
СПИДа над кофеваркой красовался плакат туристического агентства, рекламирующий
швейцарские Альпы. Детективы вели себя спокойно и доброжелательно, задавали
вопросы тихо и уважительно, но ни их отношение, ни царившая непринужденная,
неофициальная обстановка не помогли Рози. Она по-прежнему злилась, разъяренная,
как никогда в жизни; другим преобладающим чувством стал страх. Страх внушало ей
само пребывание в полиции.
