— Откуда ты знаешь?
— Они всегда идут через храм, — прозвучал простой ответ
женщины. — Не забывай, кто он.
— Бык.
— Верно, бык. А ты та, кто прядет шелковую нить для шляпы,
которую наденет ему на голову. Только не забывай, что, если он тебя настигнет,
ничто и никто не остановит его. Если поймает, то убьет тебя. Просто и ясно. И
ни я, ни моя хозяйка не сможем помочь. Он хочет испить твоей кровушки.
«Мне ли об этом не знать, — подумала Рози. — Уж это мне
известно гораздо лучше, чем тебе».
— Не ходи, Рози, — взмолился Билл, — Оставайся с нами.
— Нет.
Она оттолкнула его в сторону и пошла вперед; острая колючка
царапнула ее по бедру, и боль оказалась столь же приятной, как и исполненный
могучей силы крик. Даже ощущение, что из царапины сочится кровь, доставило ей
наслаждение.
— Маленькая Рози. Она повернулась.
— Ты должна дойти до конца раньше, чем он. Знаешь почему? —
Конечно, знаю.
— Что вы имели в виду, говоря, будто он — бык? — растерянно
спросил Билл.
В его словах звучала тревога, он показался ей мелким и
незначительным… И все же Рози никогда не испытывала к нему такой любви, как в
этот момент, и никогда ее чувства не достигнут такого накала в будущем.
Бледный, потерянный, он казался ей таким беззащитным.
Билл снова закашлялся. Рози осторожно положила ладонь на его
плечо, опасаясь, что он отпрянет. Но этого не произошло.
— Оставайся здесь, — сказала она. — Оставайся здесь, ничего
не бойся и веди себя как можно тише.
И поспешила прочь. В последний раз край ее маренового хитона
мелькнул у дальнего угла храма, где тропа расширялась, а затем Рози исчезла из
виду.
Мгновение спустя ее крик, легкий и одновременно ужасный,
снова сотряс тишину ночи:
— Норман, в маске ты выглядишь настоящим кретином… Я больше
не боюсь тебя, Норман…
— Боже, он ведь убьет ее, — прошептал Билл.
— Может быть, — спокойно отреагировала женщина в голубом
платье. — Как бы там ни было, кто-то умрет сегодня навер… — Она умолкла на
полуслове и склонила голову набок, внимательно прислушиваясь.
— Что вы дел…
Коричневая рука мелькнула в воздухе и зажала ему рот.
Женщина не прилагала видимых усилий, но ему показалось, что рука ее состоит из
стальных пружин. Смутное предположение быстро переросло в уверенность и
потрясло сознание, когда он ощутил прикосновение ее ладони к губам, когда
подушечки пальцев надавили на щеку: это не сон. Как бы ни хотелось ему поверить
в обратное, это совсем не сон.
Темнокожая женщина привстала на цыпочки и прижалась к нему,
как возлюбленная, все еще закрывая ладонью рот.
— Тс-с, — еле слышно прошептала она ему в ухо. — Он идет.
Билл услышал шелест травы и опавшей листвы под чьими-то
шагами, затем его слуха достигло тяжелое надсадное дыхание с присвистом в
каждом вдохе. Такое вдыхание ассоциировалось в его сознании с людьми, гораздо
более грузными, чем Норман Дэниеле — с теми, кто весит по меньшей мере триста
фунтов. Или с крупными животными. Женщина медленно отняла руку от лица Билла, и
они застыли, вслушиваясь в звуки приближающегося существа, Билл обнял ее за
плечи, она положила руку ему на пояс. Так они и стояли, и Билл вдруг исполнился
странной уверенностью в том, что Норман — или то существо, в которое тот
превратился, — не пойдет через храм. Он (оно) обойдет здание и наткнется на
них. Он — бык — остановится, взрыхляя копытом землю, низко пригнув похожую на
наковальню голову, а потом бросится на них, погонит по узкой тропе, настигнет,
затопчет их, поднимет на рога, разорвет в клочья.
— Тс-с-с-с, — выдохнула она.
— Норман, ты идиот…
Звуки окутывали их, как туман, как лунный свет.
— Какой же ты дурак… неужели ты действительно думал, что
сумеешь поймать меня? Глупый старый бык!
Последовал взрыв звонкого презрительного смеха, вызвавшего в
уме Билла образы битого стекла, глубоких колодцев и пустых комнат в полночь. Он
содрогнулся и почувствовал, что все его тело покрылось гусиной кожей.
Со стороны холма, от передней части храма, какое-то время не
доносилось ни звука (лишь редкие порывы ночного бриза приглаживали колючий
кустарник, словно рука, приводящая в порядок всклокоченные волосы), затем
тишина воцарилась и там, откуда взывала Рози. Плоский лунный диск над головой
спрятался за облако, подкрасив его края в серебристый цвет. Небо сверкало
россыпями звезд, но Билл не заметил ни одного известного ему созвездия. Затем:
— Норррма-а-аннн… ты уже не хочешь поговори-и-и-и-ить со
мной?
— Как же, как же, обязательно поговорю, — пробурчал Норман
Дэниеле.
И Билл почувствовал, как темнокожая женщина в испуге
прильнула к нему; его сердце едва не выпрыгнуло из груди и забилось где-то под
самым кадыком. Нормановский голос прозвучал на расстоянии не более двадцати
ярдов. Как будто до этого он намеренно производил сильный шум, позволяя им
следить за его продвижением, а потом решил, что наступило время затаиться, и с
этого момента вел себя совершенно бесшумно.
— Поговорю, как же, обязательно поговорю с тобой начистоту,
падаль.
Указательный палец темнокожей женщины предостерегающе
прижался к его губам, но Билл не нуждался в предупреждениях. Их взгляды
встретились, и Билл вдруг заметил; она совсем не уверена, что Норман проследует
через храм.
Тишина продолжала раскручиваться в спираль вечности. Даже
Рози, казалось, ждала.
Затем, теперь уже дальше, опять раздался голос Нормана:
— Эгей, старый хрыч! Ты-то что здесь делаешь?
Билл опустил голову и вопросительно взглянул на свою
спутницу. Та отрицательно покачала головой, признаваясь, что и ей происходящее
непонятно. Затем случилось нечто ужасное: ему захотелось прокашляться.
Настойчивый зуд за мягким небом нарастал, сводя его с ума. Он прижался ртом к
плечу, стараясь во что бы то ни стало удержать кашель в горле, чувствуя на себе
пристальный встревоженный взгляд женщины.
«Я не продержусь долго, — подумал он. — Дьявол, Норман, чего
же ты копаешься? До сих пор ты проявлял завидную прыть».
И словно в подтверждение его мысли: — Норман! Сколько же
можно ждать, мать твою? Почему ты такой МЕДЛИТЕЛЬНЫЙ? Норман!
— Сука, — прозвучал утробный голос на другой стороне храма.
— Ах ты сука!
Скрип шагов по крошащимся каменным ступенькам. Спустя
мгновение шаги стали сопровождаться гулким эхом, и Билл догадался, что Норман
вошел внутрь здания, которое темнокожая женщина назвала храмом. Он понял еще,
что приступ кашля, к счастью, прошел, так и не начавшись.
