— Да.
— И еще одно. Оставайтесь в здании вокзала, пока не
рассветет. До тех пор не выходите никуда — даже на автобусную остановку.
— Я так и собиралась сделать, — сказала она.
4
В автобусе компании «Континентал экспресс», доставившем ее
сюда, ей удалось поспать с перерывами не более двух или трех часов, поэтому то,
что случилось, когда сошла с городского автобуса оранжевой линии, было совсем
не удивительно: она заблудилась. Позже Рози решила, что с самого начала пошла
по Эльк-стрит не в ту сторону, но результат— почти три часа блужданий по
незнакомым улицам и переулкам — более важен, нежели причина. Рози проходила
квартал за кварталом, разыскивая Дарэм-авеню, и никак не могла найти ее. Она
растерла ноги. Поясница заныла. Начала болеть голова. К тому же в этом районе
города ей не встретить Питера Слоуика; прохожие не то чтобы вовсе не обращали
на нее внимания — нет, они тайком провожали ее взглядами, полными недоверия,
подозрительности, а то и откровенного презрения.
Вскоре после того, как она вышла из городского автобуса, на
пути ей попался грязный бар под названием «Маленький глоток». Шторы были
опущены, рекламные таблички с указанием сортов пива и цен на них не горели,
входную дверь закрывала решетка. Когда спустя двадцать минут она пришла к тому
же бару (сообразив, что кружит на одном месте только после того, как увидела
бар; все дома казались ей одинаковыми), шторы по-прежнему были опущены, но
рекламные таблички загорелись, а решетку перед дверью убрали. К косяку двери
прислонился мужчина в рабочем комбинезоне с полупустой кружкой пива в руке. Она
взглянула на часы и увидела, что время приближается к половине седьмого утра.
Рози опустила голову так, что верхняя часть мужчины,
стоявшего в двери, скрылась из поля зрения, краешком глаза она видела лишь его
ноги. Крепче зажав в руке ремень сумочки, она зашагала чуть быстрее. Наверное,
мужчина с пивной кружкой знает, где находится Дарэм-авеню, но ей не хотелось
расспрашивать его. Он выглядел, как человек, который любит разговаривать с
людьми — особенно с женщинами — начистоту.
— Эй крошка эй крошка, — произнес он, когда она проходила
мимо «Маленького глотка». Речь его была начисто лишена всяких интонаций и пауз
и смахивала на речь робота. И хотя ей не хотелось смотреть на него, она не
устояла и, уже удаляясь, бросила короткий быстрый взгляд через плечо. У него
были редеющие волосы и бледная кожа, на которой, как не до конца зажившие
ожоги, выделялась россыпь мелких родимых пятен. Темно-рыжие усы, — похожие на
моржовые, напомнили ей Дэвида Кросби. На них висели белые капельки пивной пены.
— Эй крошка не хочешь приложиться ты выглядишь неплохо даже очень мило шикарные
титьки так что скажешь не хочешь познакомиться мы могли бы чуток поразвлечься
ну что скажешь мы бы сделали это по-собачьи так что скажешь?
Рози отвернулась от него и усилием воли заставила себя не
убыстрять шаг. Она
шла, низко склонив холову, как женщина в мусульманской
стране, спешащая на рынок; она заставила себя сделать вид, что не замечает его:
иначе он запросто последует за ней.
— Эй малышка мы бы поставили тебя на пол на все четыре кости
что скажешь? Давай ты задержишься на минутку мы быстренько по-собачьи иди
познакомься с ним ты не разочаруешься так что скажешь?
Она свернула за угол и облегченно вздохнула. Ее дыхание
пульсировало, как живое существо, в такт испуганному сердцебиению. До этого
момента она даже не вспоминала о городе, который покинула, о старом знакомом
районе, в котором прожила целых четырнадцать лет, но теперь страх перед
мужчиной, прислонившемся к косяку двери бара, и чувство полной дезориентации —
ну почему все дома здесь такие одинаковые, почему! — пробудили в ней нечто,
близкое к тоске по дому. Она осталась одна, совершенно одна, и не сомневалась,
что дальше дела пойдут еще хуже. Ей пришло в голову, что она никогда не
вырвется из этого кошмара, что это всего лишь прелюдия к тому, чем окажется
последующая жизнь. У нее даже зародились подозрения: может, никакой Дарэм-авеню
нет вовсе, а мистер Слоуик в киоске под вывеской «Помощь путешественникам»,
показавшийся ей таким добрым, на самом деле садист и психопат, который
развлекается тем, что отправляет заблудших людей в непроходимые дебри злачных
районов?
В четверть девятого по ее часам — солнце давно уже встало,
обещая жаркий не по сезону день, — она приблизилась к толстой женщине в сером
халате, которая медленными уверенными движениями загружала пустые металлические
мусорные ящики на тележку. Рози сняла темные очки.
— Прошу прощения.
Женщина мгновенно обернулась. Голова ее была опущена, но
Рози разглядела на лице выражение постоянной агрессивности, характерное для
человека, который часто слышит: «Толстуха, толстуха, задница, два уха!» с
противоположной стороны улицы или из проезжающих мимо автомобилей.
— Что вам надо?
— Я ищу дом двести пятьдесят один на Дарэм-авеню, — сказала
Рози. — Он называется «Дочери и сестры». Мне рассказали, как туда попасть, но
я, по всей видимости…
— Что? Лесбиянки, живущие на пособие? Ты обратилась не по
адресу, киска, я с голубыми дела не имею. Катись отсюда. Проваливай к такой-то
матери. — С этими словами она отвернулась и покатила тележку, на которой грохотали
пустые мусорные баки, по дорожке к дому, двигаясь все так же размеренно и
церемониально, придерживая баки пухлой белой рукой. Гигантские ягодицы под
халатом подрагивали при каждом шаге.
Подкатив тележку к ступенькам дома, она остановилась и снова
посмотрела в сторону тротуара.
— Ты что, глухая? Я же сказала, проваливай, пока цела. Пока
я не вызвала полицию.
Последнее слово Рози ощутила, как щипок в чувствительное
место. Она снова надела очки и быстро пошла прочь. Полицию? Нет уж, спасибо. У
нее нет ни малейшего желания иметь дело с полицией. Никакой полиции, премного
благодарна. Однако, отойдя на почтительное расстояние от агрессивной толстой
женщины, Рози почувствовала, что ей стало лучше. По крайней мере, она
убедилась, что «Дочери и сестры» (возможно, более известные широкому кругу как
лесбиянки, живущие на пособие) действительно существуют, а это уже шаг в нужном
направлении.
Через два квартала ей попалась булочная с вывеской в окне:
«СВЕЖИЕ ГОРЯЧИЕ БУЛОЧКИ». Она вошла, купила булочку — действительно горячую,
что напомнило ей о матери, — и спросила пожилого продавца за прилавком, не
подскажет ли он, как добраться до Дарэм-авеню.
— Вы, милая, немножко сбились с пути, — ответил он.
— Да? И намного?
— На пару миль, пожалуй. Идите-ка сюда. Он положил костлявую
ладонь ей на плечо, подвел к входной двери и указал на оживленный перекресток
всего в одном квартале от булочной. — Это Диэрборн-авеню.
