Она пятится к краю поляны, к тропинке, которая приведет ее
назад к берегу озера. Когда она достигает начала тропинки, лисица быстро
подбегает к упавшему дереву, обнюхивает место, где Рози посадила зернышко, и
вкладывается рядом с ним. Она все еще тяжело дышит и все еще усмехается (теперь
Рози уверена, что животное улыбается), она смотрит на Рози своими черными
глазами. «Лисят уже нет, — говорит ее взгляд, — и лиса, чье семя дало им жизнь,
тоже нет. Но я, Рози… я прячусь. И если возникает необходимость, я плачу».
Рози ищет в глазах зверя безумие или здравомыслие… и находит
и то, и другое.
Затем лисица обворачивается пушистым хвостом, кладет
красивую морду на передние лапы и закрывает глаза. Кажется, что она спит.
— Пожалуйста, — шепчет Рози в последний раз и уходит. Когда
машина едет по двадцать седьмому шоссе, неся ее, как она надеется, назад, к
нормальной жизни, Рози выбрасывает последний кусок прежней жизни — сумочку,
которую привезла из Египта, — через открытое окно автомобиля.
12
Приступы ярости прекратились.
Девочке Памеле еще далеко до взрослой, однако она достигла
возраста, когда появляются первые друзья, у нее начинают намечаться груди, мать
разъясняет ей, что месячные — это естественное для каждой женщины явление. Она
выросла настолько, что начинает спорить с матерью из-за того, как одеваться, в
какое время возвращаться домой, с кем и как долго встречаться. Ураганный сезон
созревания Памелы еще не набрал силы, но Рози чувствует его приближение, однако
воспринимает все спокойно, ибо приступы ярости прекратились.
Волосы Билла редеют, в них поблескивает седина. Волосы Рози
сохраняют свой цвет. Она носит простую, непритязательную прическу, позволяя
волосам свободно ниспадать на плечи. Иногда она завязывает их в хвост, но
никогда не заплетает в косу.
Миновали годы с того дня, когда Билл вез ее по двадцать
седьмому шоссе на пикник в Шорленд; похоже, он забыл о любимом месте на озере
после того, как продал «харлей-дэвидсон» — по словам Билла, его «реакция уже не
та, что раньше; когда удовольствие сопряжено с риском, приходит время
расставаться со старыми привычками». Рози не возражает, но ей кажется, что
вместе с мотоциклом Билл продал и целый ворох приятных воспоминаний, о них она
искренне сожалеет. Словно часть ее молодости осталась упакованной в багажнике
«харлея», а Билл забыл проверить багажник, и все досталось покупателю, милому
молодому человеку из Эванстона.
Они больше не ездят в Шорленд, однако каждый год,
обязательно весной, Рози отправляется туда сама. На ее глазах новое дерево
превращалось из тоненького побега в молодое растение, а затем в крепкое деревце
со стройным стволом и раскидистой кроной. Она наблюдает за тем, как оно растет
на поляне, где больше не резвятся лисята. Рози молча сидит перед деревом,
иногда по несколько часов кряду, сложив руки на коленях. Она приезжает сюда не
для поклонения или молитв, однако эти посещения, ставшие уже ритуалом,
преисполняют чувством выполненного долга, после них Рози ощущает некое
обновление. Как будто они удерживают ее от того, чтобы причинять боль близким и
друзьям — Биллу, Пэмми, Роде, Курту (о Робе Леффертсе можно уже не беспокоиться;
в тот год, когда Пэмми исполнилось пять, он тихо умер от сердечного приступа).
И если это так, значит, все правильно, она не тратит время попусту, приезжая
сюда.
Но каким же совершенным в своей красоте растет дерево! Его
молодые ветви покрыты густыми, здоровыми, глянцевыми листьями темно-зеленого
цвета, а за последние два года она замечала неожиданные всплески красок в гуще
листвы — это цветки, которые позже превратятся в плоды. Рози не сомневалась,
что, если кто-то наткнется на поляну и рискнет отведать плодов этого дерева,
результатом станет смерть, и смерть отвратительная. Временами это беспокоит ее,
но пока нет никаких признаков того, что кому-то удалось обнаружить поляну, и
потому тревоги Рози не слишком сильны. До сих пор она не видела следов
пребывания здесь других людей — ни единой пустой банки из-под пива или обертки
от жевательной резинки, ни одного окурка. Ей же достаточно того, что она
приезжает сюда каждую весну, садится перед деревом, сложив на коленях гладкие,
не покрытые пятнами смертельной болезни руки, и смотрит на древо своей ярости,
на резкие мареновые всплески цветков, которые позже превратятся в несущие
смерть плоды с одуряющим притягательным запахом.
Иногда, сидя перед молодым деревом, она напевает.
— На самом деле я — Рози, я — Рози Настоящая… советую
поверить мне… со мною шутки плохи…
Разумеется, не такая она и значительная личность, говоря
откровенно, разве что для близких к ней людей, но, поскольку по-настоящему ее
волнуют только они, ничего в этом плохого нет. Все счета оплачены, как говорила
женщина в мареновом дзате. Она достигла безопасной гавани, и этими весенними
утрами, сидя, подогнув под себя ноги, перед деревом на тихой, поросшей травой
поляне, изменившей ее жизнь (между прочим, открывающийся отсюда пейзаж очень
напоминает нарисованную маслом картину — из разряда тех, что пылятся на дальних
полках антикварных магазинов и ломбардов), она подчас ощущает такой прилив
благодарности, что начинает болеть сердце. Рвущиеся наружу чувства заставляют
Рози петь. Должна петь. У нее нет другого выбора.
И время от времени на краю поляны вырастает лисица — старая,
оставившая далеко позади славные годы красоты и резвости, с ярко-рыжим хвостом,
в котором теперь мелькает проседь. — и замирает, прислушиваясь к пению Рози.
Взгляд ее черных немигающих глаз мало что выражает, однако Рози безошибочно
угадывает в них отблеск ума — глубокого и мудрого.
10 июня 1993-17 ноября 1994
