Вот откуда начинаются все неприятности, — сказал тогда
Норман. — Сколько раз говорил я тебе, что мне такое дерьмо не нравится!»
— Рози? — В голосе Анны звучала явная обеспокоенность. И еще
ее голос доносился издалека, как голоса, которые слышишь сквозь сон. — Рози,
вам плохо?
Она с усилием оторвала взгляд от книги («Несчастная любовь»,
— гласило название, сделанное такими же блестящими красными буквами, а ниже
утверждалось, что это «самый потрясающий роман Пола Шелдона») и выдавила жалкое
подобие улыбки.
— Все нормально, не волнуйтесь. Какой-то бестселлер?
— Душещипательные романы — одно из моих тайных пристрастий,
— призналась Анна. — Лучше шоколада, потому что от них не толстеешь, а мужчины
в них не чета настоящим, они не звонят в четыре часа утра и не завывают с
пьяными всхлипываниями в трубку, предлагая начать все сначала. Но это дешевка,
и знаете почему?
Рози покачала головой.
— Потому что в них объясняется весь мир. В них обязательно
найдется причина для всего. Иногда это такие же вымышленные и искусственные
истории, как в рекламных газетах, которые бесплатно раздаются в супермаркетах,
иногда они полностью противоречат тому, что известно разумному человеку о
поведении людей в реальном мире, но объяснения всегда при них. В «Несчастной
любви» Анна Стивенсон, заправляющая «Дочерями и сестрами», обязательно окажется
пострадавшей в молодости… или ее мать будет пострадавшей. Но я таковой себя не
считаю, да и маму, насколько помню, никто никогда не обижал. Муж иногда
игнорировал меня — к вашему сведению, я разведена уже двадцать лет, если Пэм
или Герт еще не успели сообщить вам, — но он никогда и пальцем меня не тронул.
В реальной жизни, Рози, люди подчас совершают поступки, как хорошие, так и
плохие, просто потому что. Вы понимаете, о чем я говорю?
Рози медленно кивнула головой. Вспоминала все те дни, когда
Норман бил ее, издевался, доводил до слез… а потом, ни с того ни с сего
приносил вечером дюжину роз и вел на ужин в ресторан. Если она спрашивала, в
чем дело, по какому поводу такая честь, почему ему вздумалось вытащить ее из
дому, он обычно пожимал плечами и говорил: «Захотелось доставить тебе
удовольствие». Другими словами, просто потому что. Мама, почему я должен
отправляться спать в восемь часов даже летом, когда на дворе светло, как днем?
Просто потому что. Папа, почему бабушка умерла? Просто потому что. Очевидно,
Норман полагал, что эти редкие выходы в свет и подарки способны компенсировать
то, что он считал, наверное, «приступами несдержанности». Он никогда не узнает
(да, пожалуй, и не понял бы, скажи она ему об этом), что внезапная ласка и
подарки страшили ее еще сильнее, чем его злость и вспышки ярости. Во всяком
случае, она знала, как вести себя при этом.
— Мне тошно от мысли, будто все, что мы делаем,
предопределено заранее чьими-то поступками или иными причинами, — прикрыв
глаза, произнесла Анна. — Получается, что мы начисто лишены самостоятельности в
выборе линии поведения. Кроме того, откуда тогда берутся немногочисленные
святые и дьяволы, которые встречаются среди нас? А самое главное, я сердцем
чувствую, что такое представление о мире ложно. Правда, в книгах авторов вроде
того же Пола Шелдона оно оправданно. Оно дает утешение. Позволяет поверить,
пусть даже ненадолго, что Бог — существо разумное, и с теми героями книги,
которые нам так нравятся, не случится ничего плохого. Вы не могли бы вернуть
мне книгу? Я собираюсь закончить ее сегодня ночью. Буду читать и запивать
горячим чаем. Галлонами чая.
Рози улыбнулась, и Анна улыбнулась в ответ.
— Надеюсь, вы появитесь на пикнике, Рози? Мы намерены
устроить его в Эттингер-Пиерс. Лишние руки нам никогда не помешают.
— Я обязательно приду, — заверила ее Рози. — Конечно, если
мистер Леффертс не решит, что я недостаточно хорошо поработала за неделю и не
заставит меня трудиться и в субботу.
— Сомневаюсь.
Анна встала из-за стола и, обойдя его, приблизилась к Рози;
Рози тоже поднялась. И только сейчас, когда разговор практически закончился, ей
пришел на ум самый элементарный вопрос:
— Анна, а когда я смогу переехать в новую квартиру?
— Хоть завтра, если захотите.
Анна наклонилась и подняла картину. Она задумчиво посмотрела
на слова, написанные углем на обратной стороне полотна, затем повернула ее к
себе.
— Вы сказали, она странная, — сказала Рози. — Почему?
Анна ногтем постучала по стеклу.
— Потому что женщина располагается в самом центре, однако
изображена спиной к зрителю. Мне такой подход к рисунку, который во всех
остальных отношениях выполнен в традиционной манере, представляется весьма
оригинальным. — Она бросила искоса взгляд на Рози, а когда заговорила снова, в
речи слышалась некоторая неловкость, словно она извинялась. — И здание у
подножия холма не вписывается в перспективу, если вы заметили.
— Я знаю. Человек, который продал мне картину, сказал об
этом. Мистер Леффертс считает, что автор сделал это намеренно. Иначе, как он
утверждает, потеряются какие-то детали.
— Наверное, он прав. — Взгляд Анны задержался на картине еще
на несколько секунд. — Все-таки в ней что-то есть, правда? Что-то от штиля.
— Простите? Я не совсем поняла, что вы имеете в виду. Анна
рассмеялась.
— Я и сама не понимаю… как бы там ни было, в ней есть нечто,
заставляющее меня вспоминать романтические новеллы. Сильные мужчины, страстные
женщины, гормональные вихри. Штиль — единственное слово, которое приходит мне в
голову, ничего лучшего для описания своих чувств я подобрать не могу. Что-то
вроде затишья перед штормом. Может, потому что небо такое? — Она опять
повернула картину и посмотрела на надпись углем. — Не это ли в первую очередь
привлекло ваше внимание? Ваше собственное имя?
— Нет, — покачала головой Рози. — К тому времени, когда я
увидела надпись, я уже знала, что куплю картину. — Она улыбнулась. — Пожалуй,
это просто совпадение — из тех, которым нет места в обожаемых вами
романтических книгах.
— Понятно. — Однако весь вид Анны свидетельствовал о том,
что она совершенно ничего не понимает.
Анна провела подушечкой большого пальца по надписи. Буквы
легко размазались.
— Да, — сказала Рози. Неожиданно, без всякой на то причины,
она ощутила прилив тревоги. Как будто в этот момент в том другом часовом поясе,
где уже начался настоящий вечер, кто-то подумал о ней. — В конце концов, Роуз —
довольно распространенное имя, в отличие от Евангелины или, к примеру,
Петронеллы.
— Наверное, вы правы. — Анна передала ей полотно. — И
все-таки забавно, что название картины выведено углем, согласитесь.
