— Думаю, да, — сказала она. — Бывший муж, очень даже бывший.
— А потом, сама не зная почему, добавила: — Его зовут Норман.
Билл с серьезным видом склонил голову:
— Теперь я понимаю, почему вы от него ушли. Рози невольно
засмеялась и зажала рот ладонями. Лицо ее пылало огнем. Наконец ей удалось
взять себя в руки, но к тому времени из глаз потекли слезы, и ей пришлось
утереть их салфеткой.
— Все нормально? — спросил он.
— Кажется, да.
— Не хотите рассказать мне о нем?
Перед ней неожиданно с четкостью ночного кошмара возник
образ. Это была старая теннисная ракетка Нормана, видавший виды «Принс» с
рукояткой, обмотанной черной лентой. Насколько она помнила, ракетка до сих пор
висела дома на стене над лестницей, ведущей в подвал. За первые годы их брака
он несколько раз колотил ее ракеткой. Потом, примерно через полгода после
выкидыша, произошло нечто гораздо более ужасное. Он изнасиловал ее с помощью
ракетки, всунув рукоятку ей в анус. Во время заседаний терапевтического кружка
в «Дочерях и сестрах» она поделилась (именно так это называлось, делиться —
слово одновременно точное и отвратительное) с остальными женщинами многим из
своего семейного «опыта», но об этой маленькой неприятности решила умолчать — о
тем, каково ощущать внутри себя обмотанную лентой рукоятку, которую вгоняет в
анальный проход оседлавший тебя мужчина, прижав коленями бедра так, что ты не
можешь пошевелиться; каково чувствовать, как он наклоняется и говорит, что,
если ты и дальше будешь сопротивляться, он разобьет стакан с водой, стоящий на
тумбочке возле кровати, и перережет тебе горло. Каково лежать под ним, ощущая
запах мятных таблеток в его дыхании и думать, что он вот-вот разорвет тебя на части.
— Нет, — отказалась она, благодарная своему голосу за то,
что он не дрожит. — Я не хочу говорить о Нормане. Он обращался со мной плохо и
потому я от него ушла. Конец рассказа.
— Вполне исчерпывающее жизнеописание, — заметил он. — И он
исчез из жизни навсегда?
— Навсегда.
— Знает ли он об этом? Я спрашиваю потому, что вспоминаю,
как вы открыли мне дверь. Вряд ли вы ожидали увидеть представителя церковной
общины Всех святых.
— Не знаю, известно ли ему об этом, — призналась она после
нескольких секунд раздумий — ибо вопрос показался ей очень уместным. — Вы
боитесь его?
— О да. Очень. Но это не обязательно что-то значит. Я боюсь
всего. Все представляется мне новым. Мои друзья в… мои друзья говорят, что я
перерасту свой страх, но я не уверена.
— И все же вы не побоялись пойти со мной на ужин.
— Как же! У меня до сих пор коленки дрожат.
— Но почему вы тогда согласились?
Она открыла рот, чтобы высказать то, о чем думала раньше, в
автомобиле по пути к ресторану — что он застал ее врасплох и она просто не
успела отказаться, — и потом снова закрыла его. Это правда, но это не вся
правда внутри правды, к тому же они коснулись темы, которую она не хотела
обходить стороной. Рози не знала, и не могла знать, есть ли у них двоих
какое-то будущее, ожидающее за дверью ресторана «Попе Китчен», или ужином все и
закончится, но если их отношениям суждено иметь продолжение, увиливания и
умолчания вряд ли являются хорошим началом на этом пути.
— Потому что мне хотелось, — сказала она. Ее голос прозвучал
тихо, но отчетливо.
— Хорошо. Больше об этом ни слова.
— И о Нормане, ладно?
— Его правда так зовут? Или вы меня разыгрываете?
— Правда.
— Как у Бейтс?
— Как у Бейтс.
— Могу я задать вам еще один вопрос, Рози?
Она слабо улыбнулась.
— Пожалуйста, при том условии, что я не обещаю ответить на
него.
— Договорились. Вы подумали, что старше меня, так ведь?
— Да, — подтвердила она. — Я подумала, что старше.
Собственно, сколько вам лет на самом деле, Билл?
— Тридцать. Как я понимаю, это делает нас близкими соседями
на возрастной лестнице… во всяком случае, живем мы на одной улице. Но вы почти
автоматически предположили, что не просто старше, а намного старше. И вот
обещанный вопрос. Вы готовы?
Рози неловко пожала плечами.
Он склонился к ней, внимательно глядя ей в глаза взглядом
своих глаз с чарующим зеленоватым проблеском.
— Вы знаете, что красивы? — спросил он. — Это не комплимент
и не заранее заготовленная фраза для подобного ужина с дамой; я спрашиваю из
чистого любопытства. Скажите, вы знаете, что красивы? Наверное, нет, так ведь?
Она открыла рот. Но из глубины горла вырвался лишь едва
слышный шум выдоха, похожий скорее на свист, чем вздох.
Он накрыл ее руку своей ладонью и слегка сжал. Прикосновение
длилось недолго, однако ее нервные окончания будто поразил удар электрическим
током, и секунду-другую она не видела ничего, кроме сидящего напротив мужчины —
ничего, кроме его волос, губ и, самое главное, глаз. Остальной мир погрузился в
небытие, словно они вдвоем оказались на сцене, где вдруг погасили все лампы,
кроме одного-единственного яркого жаркого софита.
— Не надо насмехаться надо мной, — попросила она, и в этот
раз ее голос отчетливо дрожал. — Пожалуйста, не смейтесь. Я этого не вынесу.
— Я никогда этого не сделаю, — произнес он рассеянно, словно
данный предмет находился вне поля их обсуждения. — Но я буду говорить вам все,
что вижу. — Улыбнувшись, он протянул руку, чтобы снова прикоснуться к ее руке.
— Я всегда буду говорить вам то, что вижу. Обещаю.
7
Она заверила его, что ему совсем не обязательно подниматься
по лестнице и провожать ее до самой двери, но он настоял на своем, и она
обрадовалась. Когда официант принес бифштекс и жаркое, разговор перекинулся на
менее личные темы — он пришел в восторг, выяснив, что упоминание о Роджере
Клеменсе было не случайным, что она вполне уверенно ориентируется в бейсболе, и
они долго обсуждали достоинства и недостатки городских команд, после чего
естественно переключились с бейсбола на баскетбол. Она почти не вспоминала о
Нормане до тех пор, пока они не сели в машину, чтобы вернуться домой. В этот
момент она представила, каково будет открыть дверь и увидеть в комнате его,
Нормана, сидящего на кровати с чашкой кофе, может быть рассматривающего висящую
на стене картину с изображением женщины на вершине холма.
Потом, когда они поднимались по лестнице — Рози впереди,
Билл на ступеньку или две сзади — у нее родился новый повод для беспокойства.
Что случится, если он вздумает поцеловать ее на прощание? И что, если после
поцелуя захочет зайти к ней?
