«Разумеется, он захочет зайти, — произнес Норман тем тяжелым
терпеливым тоном, к которому прибегал, когда старался не рассердиться на нее и
все же не мог сдержать злость. — Более того, он будет настаивать. С чего бы
тогда он тащил тебя в ресторан и вышвыривал полсотни баксов? Черт возьми, ты
должна быть польщена — на улице полно шлюх, которые проявили бы гораздо большую
уступчивость и за половину этой суммы. Он захочет войти, он захочет трахнуть
тебя, и, наверное, это не худший вариант — может, после этого ты станешь меньше
витать в облаках».
Ей удалось достать ключ из сумочки, не уронив его, но кончик
ключа долго постукивал по металлическому кружку, категорически отказываясь
находить замочную скважину в центре. Он накрыл ее руку своей и помог вставить
ключ на место. Снова в момент прикосновения она ощутила легкий удар
электрическим током и не смогла уйти от воспоминаний, которые вызвал у нее
входящий в замочную скважину ключ.
Она открыла дверь. Нормана нет, разве что он прячется в душе
или кладовке. Всего лишь приятная комната с кремовыми стенами, висящей у окна
картиной и включенным над раковиной светом. Пока еще не дом, но гораздо ближе к
дому, чем общая спальня в «Дочерях и сестрах».
— Вы знаете, очень даже неплохо, — задумчиво заметил он. —
Не двухэтажный особняк в пригороде, но все же неплохо.
— Не хотите ли войти на минутку? — предложила она, с трудом
шевеля совершенно бесчувственными губами, как будто ей сделали укол новокаина.
— Я могла бы угостить вас чашечкой кофе…
«Великолепно! — завопил Норман из крепости в ее голове. —
Сразу берем быка за рога, так, что ли? Ты угощаешь его чашечкой кофе, а он тебя
— сливками. Не ожидал от тебя, крошка».
Билл, казалось, тщательно обдумал ее предложение, прежде чем
отрицательно покачать головой;
— Мне кажется, это не самая подходящая мысль. По крайней
мере, не сегодня. По-моему, вы не до конца представляете, как действуете на
меня. — Он засмеялся чуточку
напряженно. — Наверное, я и сам не до конца представляю, как
вы на меня действуете.
Он заглянул ей через плечо и увидел нечто, заставившее его
поднять кверху большой палец.
— Все-таки вы оказались правы в отношении картины — в тот
момент я ни за что бы не признал этого, но вы были правы. Пожалуй, вы уже тогда
знали, где ее повесите, признайтесь.
Она отрицательно покачала головой, расплываясь в довольной
улыбке.
— Когда я выменяла у вас картину, то даже не подозревала о
существовании этой комнаты.
— Тогда вы ясновидящая. Готов поклясться, лучше всего она
смотрится на том месте, где ее повесили, в конце дня или начале вечера. Когда
солнце подсвечивает ее сбоку.
— Да, она просто замечательная в это время, — подтвердила
Рози, хотя могла добавить, что картина смотрится прекрасно в любое время суток.
— Насколько я понимаю, она вам еще не надоела?
— Ни капельки.
Мысленно она добавила: «И еще она выкидывает забавные
фокусы. Подойди поближе и посмотри на нее внимательно. Может, тебе удастся
рассмотреть нечто более интересное, чем женщине, которая собирается размозжить
тебе голову банкой фруктового коктейля. Скажи-ка, Билл, не кажется ли тебе, что
картина неожиданно изменилась, перескочив с обычного экранного размера до
„Синерамы-70“, или это плод моего воображения?» Но, конечно, ничего этого она
не сказала вслух. Билл положил ей руки на плечи, и она посмотрела на него
торжественно, как ребенок, готовящийся лечь в постель. Он наклонился и
поцеловал ее в лоб, в гладкую точку, у которой сходятся линии бровей.
— Спасибо, что согласились поужинать со мной.
— Спасибо, что пригласили меня. — Она почувствовала, как по
левой щеке скатилась теплая слезинка, и утерла ее тыльной стороной ладони. То,
что он увидел ее слезу, не вызвало в ней ни стыда, ни страха; она чувствовала,
что может доверить ему свою слезинку, и ощущение доставило ей удовольствие.
— Послушайте, — сказал он. — У меня есть мотоцикл-старый
добрый «харлей-
дэвидсон». Он большой и трескучий и иногда глохнет на
перекрестке, если красный свет не включается слишком долго, но он удобный, а я
на удивление надежный и осторожный мотоциклист. Один из шести владельцев
«харлея» в Америке, которые надевают шлемы. Если погода в субботу будет
хорошей, я мог бы заехать за вами утром. Я знаю отличное местечко милях в
тридцати отсюда, у озера. Красота! Для купания еще холодно, но мы могли бы
устроить небольшой пикник.
Несколько секунд она молчала, лишившись дара речи — ее потрясло,
что он снова приглашал ее. Затем представила, как едет с ним на мотоцикле… как
это будет выглядеть? Что она почувствует? Несколько мгновений Рози думала лишь
о своих ощущениях: сидеть за его спиной на двух колесах и разрезать
пространство со скоростью пятьдесят или шестьдесят миль в час. Крепко держаться
за него руками. Совершенно неожиданно ее захлестнула горячая волна, похожая на
приступ лихорадки, и она не поняла, что представляет собой эта волна, хотя
вспомнила, что подобное происходило с ней и раньше, правда, очень, очень давно.
— Итак, Рози? Что скажете?
— Я… не знаю…
И что она должна сказать? Рози нервно дотронулась кончиком
языка до верхней пересохшей губы, отвела от него взгляд в надежде собраться с
мыслями и увидела пачку желтых листовок на кухонном столе. Снова поворачиваясь
к Биллу, она ощутила одновременно разочарование и облегчение.
— Не могу. В субботу «Дочери и сестры» устраивают
традиционный пикник. Это люди, которые помогли мне, когда я попала сюда, мои
друзья. Софтбол, гонки, перетягивание каната, разные конкурсы, поделки — вы
знаете, как это бывает. А вечером концерт для сбора средств. В этом году к нам
приезжают «Индиго Герлс». Я обещала продавать футболки с пяти вечера и потому
должна поехать на пикник. Я в большом долгу перед ними.
— Но я доставил бы вас к пяти часам без особых проблем; — не
отступался он. — К четырем, если захотите.
Она действительно хотела… однако у нее имелось гораздо
больше основания для отказа, нежели предстоящая продажа футболок. Поймет ли он,
если она признается, в чем дело? Если скажет: «Я с удовольствием обняла бы тебя
крепко-крепко, и ты помчался бы быстро-быстро, и мне хотелось бы, чтобы ты
надел кожаную куртку, чтобы я могла прижаться щекой к твоему плечу, вдыхать
приятный запах и слышать слабый скрип кожи при каждом твоем движении. Мне бы
очень хотелось этого, но я боюсь того, что может открыться позже, когда наше
путешествие подойдет к концу… я боюсь убедиться в правоте слов Нормана,
засевших у меня в сознании, утверждающего, что тебе нужно именно то, а не
другое. Больше всего меня пугает предстоящая проверка
