Он купил в киоске газету и быстро пролистал ее, возвращаясь
на лифте в свой номер. Не найдя ничего о Питере Слоуике, он испытал лишь слабое
облегчение. Возможно, тело Тампера обнаружили слишком поздно, чтобы новость
попала в утренние выпуски газет; возможно, оно до сих пор находится там, где
оставил его Норман (где он думает, что оставил, поправился он; все события
по-прежнему были подернуты дымкой тумана), в подвале, за громадой бака
водонагревателя. Но люди вроде Тампера, — люди, выполняющие целый ворох благотворительных
общественных обязанностей и имеющие толпы добросердечных друзей, не могут
исчезать надолго. Кто-то начнет беспокоиться, другой кто-то заявится в его
модернизированную кроличью норку на Бьюдрай-плейс, и в конце концов очередной
кто-то сделает крайне неприятное открытие, найдя за водонагревателем то, что
осталось от Тампера.
Словно в доказательство его правоты, информация, которой не
было и во вчерашних вечерних газетах, появилась в сегодняшних утренних
выпусках, причем на первых полосах: «ГОРОДСКОЙ СОЦИАЛЬНЫЙ РАБОТНИК ЗВЕРСКИ УБИТ
В СОБСТВЕННОМ ДОМЕ». Как утверждалось в статье, «Помощь путешественникам»
являлась далеко не единственной организацией, в которой подвизался Тампер в
свободные часы… хотя бедным его не назовешь. Если верить статье, состояние его
семьи — в которой он был последним выродком — оценивалось внушительной суммой
со множеством нолей. Тот факт, что, несмотря на возможность жить безбедно и
спокойно, этот придурок сидел в три часа ночи на автовокзале, отправляя беглых
жен в публичный дом нового образца под названием «Дочери и вестры», лишний раз
подтверждал: либо у Слоуика не хватало пары винтиков в черепной коробке, либо
он сексуально неустойчивая личность. Как бы там ни было, он являл собой
типичный образец показушной добродетели, совал свой кроличий нос во все дыры,
слишком много времени посвящал задаче спасения мира, забывая между тем сменить
нижнее белье. «Помощь путешественникам», «Армия спасения», Служба телефонной
помощи, Фонд содействия боснийским сербам, Фонд помощи России (казалось бы, в
еврейской башке Тампера должно было хватить умишка, чтобы держаться подальше
хотя бы от этой организации, но нет, он и сюда умудрился втиснуться) и в
довершение ко всему пара-тройка контор, занимающихся «женскими проблемами». В
статье последние не упоминались поименно, однако Норман уже знал название одной
из них: «Дочери и сестры», как вариант — «Лесбо бейби в игрушечной стране». В
субботу должна состояться поминальная служба, которая в газете значилась как
«кружок памяти». Милый окровавленный Иисус Христос!
Он также узнал, что смерть Слоуика может быть связана с
любой из вышеперечисленных организаций… или не иметь к ним никакого отношения.
Полиция бросится рыться в его личной жизни (если, конечно, у такого постоялого
двора для бродяг, как Тампер, вообще существует личная жизнь), копы не будут
сбрасывать со счетов и ту вероятность, что Тампер погиб в результате
становящегося все более распространенным «немотивированного преступления»,
совершенного психопатом, который, возможно, случайно заглянул на огонек. Можно
сказать, укус попавшейся по дороге змеи.
Впрочем, ни один из этих доводов не подействует на
проституток из «Дочерей и сестер»; Норман знал это так же хорошо, как свое имя.
За годы работы в полиции у него накопился кое-какой опыт работы с женскими
перевалочными базами и приютами, количество которых в последнее время
значительно возросло, потому что те, кого Норман про себя называл нанюхавшимися
папоротниковых спор Воинствующими психопатами нового века, оказывают все
большее воздействие на умы и поведение людей. Постулаты этих психов сводятся к
следующему: все зло исходит из неблагополучных семей, каждый сублимирует
ребенка внутри, всем и каждому необходимо быть начеку, ибо вокруг полно
нехороших, ужасных людей, которые, набравшись наглости, идут по жизни, не
стеная, не вырывая клочья волос на голове, не жалуясь, не прибегая каждый вечер
к программе психологического совершенствования «Двенадцать ступеней». Все
Воинствующие психопаты нового века — сущие ослиные задницы, однако некоторые —
и ярчайшим примером часто являются женщины из борделей типа «Дочерей и сестер»
— нередко еще и крайне осторожные задницы. Осторожные? Черта с два! Они
наполняют совершенно новым, ранее неведомым содержанием термин «бункерный
менталитет».
Почти весь вчерашний день Норман провел в публичной
библиотеке, где ему удалось раскопать несколько интереснейших фактов,
касающихся «Дочерей и сестер». Самое забавное заключалось в том, что женщина,
заправляющая борделем, некая Анна Стивенсон, до семьдесят третьего года носила
фамилию Тампера; затем последовал развод, и она вернула себе девичью фамилию.
Диким совпадением это может показаться только тем, кто не знаком с брачными
повадками и ритуалами совокупления Воинствующих психопатов нового века. Они
спариваются, но редко способны примириться с лямкой постоянной семейной жизни,
по крайней мере на продолжительный срок. В конце концов каждый раз, когда
кто-то из пары начинает тянуть к сену, другого обязательно влечет к соломе. Их
мозги устроены так, что они не понимают простейшей истины: политически
правильные браки нежизнеспособны.
Нельзя утверждать, что бывшая жена Тампера управляла своим
борделем в соответствии с принципами большинства других заведений подобного
рода, действующих под лозунгом «Только женщины знают, только женщины могут
сказать». В опубликованной больше года тому назад статье из воскресного
приложения, повествующей о «Дочерях и сестрах», Стивенсон (Нормана поразило ее
сходство со шлюхой Мод из старого телевизионного шоу) отвергала этот принцип, считая
его «не только дискриминационным в отношении противоположного пола, но и
глупым». Статья содержала высказывание еще одной женщины по этому поводу.
«Мужчины не являются нашими врагами, — заявляла некая Герт Киншоу, — пока не
докажут обратного. Но если они наносят удар, мы бьем в ответ». Рядом приводился
фотопортрет этой женщины, черномазой сучки, которая напомнила Норману
футболиста из «Чикаго Соке» Уильяма Перри по прозвищу Рефрижератор.
— Попробуй только ударить меня, киска. — пробормотал он
сквозь зубы, — я превращу тебя в трамплин.
Но вся газетная информация, какой бы интересной она ни
представлялась, не имела непосредственного отношения к делу. Наверное, в этом
городе живет множество женщин — и даже мужчин, — знающих, где находится бордель
и посещающих его: возможно, заправляет им только Воинствующая психопатка нового
века, а не целый комитет, однако в одном не сомневался он — все подобные
заведения ничуть не отличаются друг от друга. И эта новомодная контора
наверняка сходна со своими более традиционными родственными организациями.
Смерть Питера Слоуика подействует на них, как вой сирены воздушной тревоги. Они
не последуют логичным путем полиции; если (или) до тех пор, пока не будет доказано
обратное, они будут считать, что гибель Питера Слоуика связана именно с ними…
конкретно с той или иной женщиной, которую Тампер направил к ним за последние
шесть или восемь месяцев своей жизни. Вполне вероятно, что имя Роуз уже
фигурирует в их размышлениях.
«Тогда почему же ты сделал это? — обратился он с вопросом к
самому себе. — Скажи, ради Бога, зачем тебе это понадобилось? Были же и другие
пути к твоей цели, их предостаточно. Ты ведь полицейский и знаешь, что это так!
Какого черта тебе вздумалось сунуть им факел под хвост? Эта жирная свинья
Герти-шмерти, член ей в рот, наверное, сидит с биноклем на подоконнике самого
верхнего окна борделя и заглядывает в лицо каждому прохожему с пенисом между
ног, выискивая опасность. Если, конечно, до сих пор не подохла от ожирения
сердца. Так почему ты сделал это? Почему?»
