Рози сделала один шаг к дереву и остановилась в смятении,
разрываясь между твердым убеждением рассудка в том, что все происходящее — сон,
и не менее твердой уверенностью тела в истинности происходящего, ибо ни один
человек на земле не может видеть сон, до такой степени приближенный к
реальности. Словно стрелка компаса, застигнутая врасплох на местности,
изобилующей магнитными аномалиями, она качнулась в сторону утверждения
рассудка. Слева от дерева располагалось небольшое строение, отдаленно
напоминающее вход в станцию подземки. Широкие белые ступеньки вели вниз, во
мрак. Над входом она прочла одно-единственное написанное на алебастре слово:
«ЛАБИРИНТ».
«Честное слово, это уже слишком», — подумала она и все же
приблизилась к дереву. Если происходящее действительно сон, то никому не станет
хуже, начни она действовать в соответствии с полученными указаниями; более
того, это, вероятно, даже приблизит момент, когда она проснется, нащупывая,
сонная, безжалостный будильник, чтобы заглушить его самодовольный звон, пока у
нее не раскололась голова. С какой радостью она услышит его сигнал в этот раз!
Она замерзла, ее ноги испачканы в мокрой грязи, на нее напал корень, пялился
каменный мальчик, который, существуй он в правильном мире, был бы, черт возьми,
слишком юн для этого. Самое неприятное заключалось в том, что Рози знала: если
ей не удастся вернуться в свою комнату в ближайшее время, она сляжет с
просто-таки замечательной простудой, а то и подхватит бронхит. Таким образом,
сам собой отпадет вопрос о пикнике в субботу, а в дополнение ко всему она
пропустит как минимум неделю работы в студии.
Не осознавая абсурдности мысли о том, что человек может
заболеть в результате совершенной во сне прогулки на свежем воздухе, Рози
опустилась на колени перед только что упавшим с ветки плодом. Она осмотрела его
внимательно, все время представляя его вкус (наверняка он не будет похож ни на
один их фруктов, которые можно обнаружить в соответствующем отделе супермаркета
«А Р»), затем расправила кусок ткани от ночной рубашки, намереваясь оторвать
еще одну небольшую полоску, чтобы завернуть в нее семена. Расстелив на земле
лоскут (получившийся гораздо больше, чем она хотела), Рози принялась собирать
семена и складывать их на него.
«Замечательный план, — подумала она. — Теперь бы только
узнать, зачем я это делаю».
Кончики ее пальцев мгновенно онемели, словно в них вогнали
тройную дозу новокаина. В то же время она чувствовала, как от удивительного
аромата начинает кружиться голова. Сладкий, но не цветочный запах заставил ее
вспомнить все пирожки, кексы и сладости, вышедшие из печки бабушки. И еще
вызвал в ее памяти нечто иное, удаленное на несколько световых лет от тесной
бабушкиной кухни с ее стареньким выцветшим линолеумом на полу и обоями с почти
неразличимым рисунком: аромат напомнил ей о тех ощущениях, которые она
испытывала, когда бедро Билла случайно касалось ее бедра по дороге к
Корн-билдингу.
Она уложила на лоскут пару дюжин семян, помедлила, пожала
плечами и добавила еще две дюжины. Хватит ли такого количества? Откуда ей
знать, если она вообще не понимает, для чего они ей? Ну да ладно, надо
двигаться. Она снова услышала младенческий лепет — но сейчас он походил на
слабые затихающие всхлипывания, которые издают дети, засыпая.
Рози сложила квадрат ткани вдвое, затем подогнула углы,
сделав конвертик, напомнивший ей пакетики с семенами, которые ее отец регулярно
получал от компании «Берпи» в конце каждой зимы в те дни, когда она прилежно
посещала воскресную детскую методистскую школу в Обрейвилле. Она уже настолько
освоилась со своей наготой, что испытала скорее раздражение, чем стыд: ей
требовался карман, чтобы положить сверток с семенами. «Эх, если бы желания были
свиньями, магазинные полки ломились бы от бе…»
Практично-благоразумная часть ее сознания сообразила, что
намерена сделать Рози со своими перепачканными в мареновый сок пальцами, за
долю секунды до того, как они оказались у нее во рту. Она испуганно одернула
руку; сердце ее бешено колотилось в груди, голова кружилась от одуряющего
сладостно-терпкого аромата. «Не вздумай попробовать вкус плодов, — сказала ей
„Уэнди“. — Не подноси даже ко рту пальца той руки, которая прикоснется к
семенам!» Здесь полно всяческих ловушек.
Рози поднялась на ноги, глядя на перепачканные и онемевшие
пальцы так, словно видела их впервые. Она попятилась от дерева, возвышающегося
в кругу осыпавшихся фруктов и семян.
«Это не древо познания Добра и Зла, — подумала Рози. — И не
древо жизни. Я думаю, это древо смерти».
Дунул легкий порыв ветра, шевеля сочно-зеленые
отполированные длинные узкие листья помгранатового дерева, и они, казалось,
зашептали хором, тысячей слабых голосов, с едким сарказмом повторяя ее имя:
— Рози-Рози-Рози-Рози!
Она снова опустилась на колени, выискивая взглядом хотя бы
один пучок сухой травы, но, разумеется, ничего живого вокруг не было. Она
положила на землю ночную рубашку с завернутым в нее камнем, вырвала клок
влажной после дождя мертвой травы и принялась что было сил оттирать пальцы руки,
прикасавшейся к семенам. Мареновые пятна побледнели, но не исчезли полностью,
оставаясь такими же яркими под ногтями. Они походили на родимые пятна, от
которых невозможно избавиться. Тем временем крики ребенка раздавались все реже.
— Ну хорошо, — пробормотала Рози, поднимаясь. — Главное,
помнить, что не нужно совать пальцы в рот. Если не забудешь, с тобой ничего не
случится.
Она подошла к ступенькам, уходившим в глубину белого
каменного входа, и задержалась на несколько секунд у основания лестницы, испытывая
непреодолимый страх перед мраком внизу и пытаясь собраться с силами, чтобы
отважиться на первый шаг. Алебастровый камень с высеченным на нем словом
«ЛАБИРИНТ» теперь совсем не казался ей указывающим на вход в метро; скорее он
напоминал надгробие над открытой узкой могилой.
Однако ребенок находился там, внизу, и хныкал, как это
делают дети, когда никто не приходит, чтобы успокоить, убаюкать их, как хнычут
дети, которые в конце концов понимают, что им придется справляться с проблемой
самостоятельно. Именно этот одинокий плач заставил ее сделать первый шаг. В
таком жутком месте дети не должны успокаивать себя сами.
Спускаясь, Рози считала ступеньки. На седьмой она прошла под
нависавшим над входом в подземелье камнем с надписью. На четырнадцатой оглянулась
через плечо на оставленный позади прямоугольник белого света, а когда снова
повернулась, он еще несколько секунд стоял перед ее глазами, словно яркое
привидение. Она спускалась все ниже и ниже, шлепая босыми ногами по холодным
каменным ступеням, понимая, что никакие доводы не смогут рассеять охвативший ее
страх, помочь ей примириться с ним. Остается только терпеть его, и если она
справится, то одно это станет огромным достижением.
Пятьдесят ступеней. Семьдесят пять. Сто. Она остановилась на
сто двадцать пятой, ибо поняла: она снова видит.
