Поднявшись, Рози продолжила путь по лабиринту. Пять шагов, и
она оказалась в новом коридоре. Глянув вперед, она обнаружила, что совсем рядом
он расходится на три новых. Она выбрала центральный, пометив его зернышком
помгранатового дерева. Через тридцать шагов и два поворота это ответвление
привело ее в тупик, заканчивающийся каменной стеной с вырезанными на ней
словами: «НЕ ЖЕЛАЕШЬ ТРАХНУТЬСЯ СО МНОЙ ПО-СОБАЧЬИ?»
Вернувшись к развилке, Рози наклонилась, подобрала зернышко
и уложила его у начала новой тропы.
8
Рози не знала, сколько времени ей понадобилось, чтобы найти
путь к сердцу лабиринта, потому что очень скоро время для нее потеряло всякое
значение. Она понимала, что бродила по коридорам не слишком долго, потому что
плач ребенка продолжался… хотя к тому времени, когда Рози почувствовала, что
приближается к конечной точке странствий по каменным коридорам, плач часто
прерывался длительными паузами. Дважды она слышала топот копыт по каменному
полу, один раз в отдалении, во второй настолько близко, что она оцепенела,
затаив дыхание и прижав руки к груди, ожидая, что бык сейчас появится из-за
поворота и бросится на нее.
Всякий раз, когда ей приходилось возвращаться, она подбирала
оставленные зернышки, чтобы не запутаться на обратном пути. Рози начала
путешествие по лабиринту, имея полсотни семян; когда же, наконец, свернула за
поворот и заметила впереди свет, их осталось всего три.
Она дошла до конца коридора и остановилась, глядя на
квадратную комнату с каменным полом. Рози бросила короткий взгляд наверх,
ожидая увидеть потолок, но там оказалась лишь пещерная чернота, от которой у
нее закружилась голова. Она опять посмотрела вниз, заметила несколько новых
кусков бычьего помета, разбросанного по всей комнате, затем обратила внимание
на центральную часть комнаты. Там на горке одеял лежал пухлый светловолосый
младенец. Его глаза покраснели от плача, щеки еще не высохли от слез, но он молчал
— наступила очередная пауза. Малыш задрал ноги вверх и, казалось, изучал
собственные пальцы. Время от времени он издавал отрывистые всхлипывающие
звуки-вздохи. Эти всхлипывающие вздохи тронули сердце Рози сильнее, чем весь
предшествующий отчаянный плач; как будто младенец понимал, что он оставлен в
полном одиночестве.
«Принеси мне моего ребенка».
«Чьего ребенка? Кто она, собственно? И как она сюда попала?»
Рози решила, что в данной ситуации не стоит ломать голову
над подобными вопросами; по крайней мере, не сейчас. Достаточно того, что
девочка лежит здесь, в леденящем зеленом свечении, в центре лабиринта,
покинутая и прелестная, и пытается успокоить себя, забавляясь собственными
пухлыми пальчиками.
«И свечение наверняка плохо на нее действует, — подумала
Рози рассеянно, спеша к центру комнаты. — Должно быть, это какая-то радиация».
Рози увидела, как малышка повернула голову и протянула к ней
маленькие ручки. Этим дитя окончательно завоевало ее сердце. Она завернула
ребенка в верхнее одеяло из горки, укутывая ножки, спину и грудь девочки, и
взяла ее на руки. Судя по всему, малышке было не больше трех месяцев. Она
обхватила ручонками шею Рози и тут же опустила — шлеп! — головку ей на плечо.
Потом снова начала всхлипывать, но теперь Рози показалось, что в плаче
отчетливо слышится облегчение.
— Все хорошо, — произнесла она, поглаживая крошечную спину
завернутого в одеяло младенца. Рози ощущала теплый запах кожи ребенка, который
приятнее всех духов. Она прижалась носом к круглой головке девочки, к ее нежным
волосам. — Все хорошо, Кэролайн, все в порядке, мы выберемся из этого ужасного
темного…
Она услышала тяжелый топот копыт за спиной и мгновенно
умолкла, моля Бога, чтобы бык не услышал ее голоса, мысленно уговаривая быка
заблудиться, выбрать не тот коридор, уйти в глубину лабиринта. Однако этого не
случилось. Топот нарастал — и становился все отчетливее по мере того, как бык
приближался. Затем стук копыт прекратился, но Рози слышала тяжелое дыхание
крупного существа, напоминающее дыхание толстяка, которому пришлось преодолеть
несколько лестничных пролетов.
Медленно, чувствуя себя старой и неповоротливой, Рози
обернулась на звук, сжимая в руках ребенка. Она обернулась к Эринису, и Эринис
оказался тут как тут.
«Бык учует меня, и поминай, как звали. — Да, именно так
сказала женщина в красном платье… и добавила что-то еще. — Бросится-то он на
меня, но умрем мы обе». Значит, Эринис учуял ее запах? Учуял несмотря на то,
что для нее еще не наступило время полной луны? Рози подумала, что дело не в
этом. Она решила, что задача быка — охранять младенца, вероятно, охранять любой
предмет, находящийся в комнате в центре лабиринта, и его точно так же, как и
Рози, привлек плач девочки. Может, и так, а может, и нет. Собственно, это не
имеет ни малейшего значения; бык стоит перед ней, и Рози за всю жизнь не видела
более уродливого существа.
Бык стоял в проходе к центральной комнате лабиринта, такой
же непропорциональный, как и храм, через который она прошла — ей показалось, что
она видит Эриниса сквозь струи прозрачной быстро текущей воды. И все же тело
быка было совершенно неподвижным; во всяком случае, пока. Низко пригнув голову
к полу, он одним копытом, раздвоенным настолько сильно, что оно походило на
лапу гигантской птицы, стучал по каменному полу. Холка Эриниса возвышалась над
головой Рози на четыре-пять дюймов, и весил он по меньшей мере две тонны.
Верхняя часть опущенной головы, плоская, как наковальня, блестела, будто шелк.
Голову венчали не очень длинные — около фута — но острые и крепкие рога. Рози
без труда представила, как легко они вонзятся в ее обнаженный живот… или в
спину, если она попытается бежать. Однако ей не удалось представить ощущение
такой смерти; даже после четырнадцати лет с Норманом она не смогла вообразить
такое.
Бык немного приподнял голову, и она увидела, что у него
действительно всего один глаз — подернутая пленкой голубоватая дыра, огромная и
отвратительная, прямо в центре его громадной морды. Зверь снова наклонил
голову, снова застучал копытом по полу, и Рози сообразила: он собирается
броситься на нее.
Девочка испустила душераздирающий пронзительный крик — прямо
ей в ухо, — вырывая Рози из оцепенения.
— Тс-с-с, — прошептала она, покачивая ребенка. — Тс-с-с,
малышка, не плачь, не бойся, бояться нечего.
Но все обстояло как раз наоборот; им было чего бояться. Бык,
готовящийся к броску из узкого пространства между двумя стенами коридора,
вспорет ей живот и украсит ее внутренностями странные светящиеся зеленые стены
подземелья. Она подумала, что кровь ее покажется черной на зеленом фоне. В
центральном зале не было ни единого предмета, за которым они могли бы укрыться:
ни колонны, ни камня. Если же она попробует добежать до коридора, из которого
вышла, бык услышит топот ее ног по каменному полу и настигнет прежде, чем она
преодолеет хотя бы половину расстояния; он поднимет ее на рога, швырнет о
стену, а потом затопчет до смерти. И ребенка заодно, если она не оставит
девочку на горке одеял в центре комнаты.
