Не осознавая, что делает, до тех пор, пока в одеяле не
зашевелилась, выражая сонный протест, девочка, Рози плотнее прижала ее к груди,
не сводя глаз с пернатых стервятников. В то же мгновение они все разом
поднялись в воздух, хлопая крыльями со звуком, напоминающим полощущееся на
ветру высохшее белье. Как будто они почувствовали ее взгляд, и им он не
понравился. Почти все птицы спустились в рощу мертвых деревьев, и лишь
несколько экземпляров продолжали кружить высоко в небе, как недобрая примета в
вестерне.
«Откуда они взялись? Что им надо?»
Новые вопросы, на которые она не имеет ответов. Выбросив
мысли о птицах из головы, Рози перешла ручей по камням. Приближаясь к храму,
она заметила давно не используемую, но все же отчетливо просматривающуюся
тропинку, которая уходила вправо и скрывалась за каменным углом строения. Без
малейших колебаний Рози свернула на нее, хотя по обеим сторонам росли колючие
кусты, а ее тело не было защищено одеждой. Она шла осторожно, поворачиваясь
боком в узких местах, чтобы не поцарапать бедра, приподнимая
(Кэролайн)
ребенка, чтобы колючки не достали до него. Два или три раза
она все-таки почувствовала острые уколы, но лишь одна царапина — на правом, и
без того больном бедре — оказалась достаточно глубокой, чтобы появилась кровь.
Обойдя громаду храма, она взглянула на фасад и ей
почудилось, что строение очень изменилось, но настолько неуловимо, что поначалу
она никак не могла понять, в чем состоят перемены. На мгновение Рози позабыла
об этом, испытав облегчение при виде «Уэнди», стоящей на своем месте у
свалившейся колонны, однако, сделав к ней несколько шагов, она опять
остановилась и оглянулась, открывая глаза навстречу храму, открывая свой разум.
В этот раз Рози сразу увидела перемены, и с ее губ невольно
сорвался возглас удивления. Храм Быка выглядел маленьким и незначительным… он
словно стал двухмерным. Рози вспомнилась поэтическая строка, застрявшая в
голове со школьных времен, что-то о нарисованном корабле на фоне нарисованного
океана. Странное, неприятное ощущение непропорциональности здания, не
вписывающегося в перспективу (словно появившегося из чужой неевклидовой
Вселенной, где существуют другие геометрические законы), пропало, а вместе с
ним исчезла и окружавшая храм аура угрозы. Все его линии казались ровными там,
где им и положено быть ровными; в его архитектуре не осталось и следа от
раздражающих глаз неожиданных поворотов и провалов. Собственно, здание теперь
походило на картину, нарисованную художником, чьи посредственные способности и
побитая молью романтичность родили типичный образец плохого искусства — что-то
вроде картины, заканчивающей свои дни в углу подвала или на пыльном чердаке в
компании со старыми номерами «Нэшенл джиографик» и коробками с разрезными
головоломками, у которых не хватает одного-двух элементов.
Или, может быть, в антикварном магазине — в третьем ряду, до
которого посетители почти никогда не доходят.
— Женщина! Эй, женщина!
Она обернулась к «Уэнди» и увидела, что та нетерпеливо машет
рукой, подзывая к себе.
— Топай сюда скорее и неси ребенка! Здесь не место для
туристов!
Рози проигнорировала ее окрик. Она рисковала жизнью, вынося
малышку из лабиринта, так что, наверное, имеет полное право не торопиться.
Приподняв краешек одеяла, она взглянула на крохотное тельце, такое же
обнаженное и женственное, как и ее собственное. Впрочем, на этом все сходство
кончалось. На теле ребенка не было шрамов или отметин от старых укусов или
уколов. На маленьком прекрасном теле не было даже, насколько заметила Рози, ни
единой родинки или пятнышка. Она медленно провела пальцем по всему тельцу, от
пятки до маленького плечика. Само совершенство.
«Да, совершенство. А теперь, Рози, после того, как ты
рисковала своей жизнью ради нее, после того, как ты спасла ее от тьмы и быка и
Бог знает чего еще, готова ли ты отдать ее двум этим женщинам? Женщинам,
страдающим от неведомого тяжкого заболевания; а у той, что на холме, вдобавок
еще и проблемы с рассудком? Серьезные проблемы. Готова ли ты отдать им
ребенка?»
— С ней все будет в порядке, — проговорила темнокожая женщина.
Рози вскинула голову при звуках ее голоса. «Уэнди Ярроу»
стояла у ее плеча и смотрела с полным пониманием.
— Да, — кивнула она, словно Рози выразила свои сомнения
вслух. — Не отказывайся, я знаю, о чем ты думаешь, и скажу тебе, что все в
порядке. Она сумасшедшая, никто в мире в этом не усомнится, но ее безумие не
распространяется на ребенка. Она знает, что, хотя дитя вышло на свет из ее
чрева, ей не даровано право оставить девочку у себя, как не дано оно и тебе.
Рози посмотрела на вершину холма, где рядом с пасущимся пони
стояла женщина в хитоне, ожидая конца их беседы.
— Как ее зовут? — спросила Рози. — Мать девочки? Не…
— Замолчи! — торопливо перебила ее женщина в красном, не
позволяя произнести вслух слово, которое должно остаться непроизнесенным. — Имя
ее не так важно. Вот состояние мозгов — да. В последнее время наша леди стала
очень нетерпеливой, в дополнение ко всем прочим грехам. Давай-ка мы прекратим
болтовню и пойдем наверх.
Рози сказала:
— Я решила назвать свою дочь Кэролайн. Норман не возражал.
Вообще-то ему, честно говоря, было абсолютно все равно. — Она расплакалась.
— Ну что ж, на мой взгляд, хорошее имя. Замечательное имя.
Да не плачь ты хоть сейчас-то. Хватит, хватит траву поливать. — Она обняла Рози
за плечи, и две женщины начали подниматься по склону холма. Трава нежно шуршала
под босыми ногами Рози и щекотала ей колени. — Не хочешь послушаться моего
совета, женщина?
Рози с любопытством посмотрела на спутницу.
— Знаю, в делах печали и скорби трудно принимать чьи-то
советы, но ты подумай, кто еще посоветует тебе лучше меня? Я родилась в
рабстве, выросла в цепях, за мою свободу заплатила женщина, малость не
дотягивающая до богини. Она. — Темнокожая кивнула в сторону женщины, молча
стоящей на вершине и дожидающейся, пока они поднимутся. — Она напилась воды
молодости и меня заставила выпить. Теперь мы с ней в одной упряжке. Не знаю, как
она, но что касается меня, то иногда, когда гляжусь в зеркало, мне хочется
видеть морщины. Я похоронила своих детей, и детей их детей, и детей своих
внуков — и так до пятого колена. Я видела войны, которые приходили и уходили,
как волны, накатывающиеся на берег, смывающие следы и разрушающие песочные
замки. Я видела людей, заживо сгорающих в огне, и сотни голов на столбах вдоль
улиц Луда. На моих глазах убивали мудрых правителей, а на их место возносили
глупцов; и я до сих пор живу.
Она глубоко вздохнула.
— До сих пор живу, и если то, чему я была свидетелем, не
делает меня хорошей советчицей, то что же еще надо? Ты послушаешь меня? Отвечай
быстро. Этот совет предназначен не для ее ушей, а мы уже близко.
