Примерно в середине центрального ряда полок Норман обнаружил
прозрачный ящик с единственным, по его мнению, ценным оружием в «Базовом
лагере». За шестьдесят три с половиной доллара он купил электрошокер, выдающий
при нажатии кнопки мощный (но, по-видимому, все-таки не в девяносто тысяч
вольт, как утверждалось на упаковке) разряд тока между двумя стальными
контактами. Норман считал это оружие не менее опасным, чем мелкокалиберный
пистолет, и самое приятное, что для его приобретения не надо заполнять
формуляры, указывая свое имя.
— Не жеаете риорешти атарею к неу? — осведомился продавец с
пулеобразной заостренной головой и заячьей губой. Надпись на его футболке
утверждала, что «ЛУЧШЕ ИМЕТЬ ПИСТОЛЕТ И НЕ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ИМ, ЧЕМ НЕ ИМЕТЬ
ПИСТОЛЕТА, КОГДА ОН ВАМ НУЖЕН». Норману он напоминал ребенка, родившегося в результате
совокупления кровных родственников. — Это рис'ошов'ение растает от деятиойтоой
атареи.
Норман с трудом понял, что хочет сказать ему продавец с
заячьей губой, и утвердительно кивнул головой:
— Две. Давайте поживем еще немного.
Молодой человек засмеялся так, словно не слышал в жизни
ничего более смешного, словно шутка Нормана оказалась еще забавнее, чем
рекламный плакат «АРМЕЙСКИЕ ТОВАРЫ. КОТОРЫХ ВЫ НЕ НАЙДЕТЕ БОЛЬШЕ НИГДЕ», затем
наклонился, достал из-под прилавка две девятивольтовые батарейки и положил их
рядом с электрошокером «Омега».
— Ешейчак! — воскликнул продавец, опять заливаясь смехом.
Норману понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что тот имеет в виду, и он
рассмеялся вместе с мистером Заячья губа, а позже подумал, что именно в этот
момент он достиг сверхсветовой скорости, и окружающие его звезды превратились в
прямые линии. Вперед, мистер Сулу, — в этот раз мы проскочим мимо империи
Клинтон без остановки.
На украденном «темпе» он въехал в город, а затем в той его
части, где модели на рекламных щитах, приглашающих покупать определенную марку
сигарет, чаще были темнокожими, чем белыми, разыскал парикмахерскую с
очаровательным названием «Обрежьте лишнее». Войдя в помещение, он обнаружил
молодого негра с усами, сидящего в старомодном парикмахерском кресле. Надев на
голову наушники от «уокмена», он читал лежащий на коленях свежий номер журнала
«Джет».
— Что вам надо? — спросил чернокожий парикмахер. Наверное, он
заговорил чуть резче, чем если бы в парикмахерскую вошел чернокожий посетитель,
но и не совсем грубо. Без уважительной причины не стоит грубить такому клиенту,
особенно если ты в парикмахерской совсем один. Вошедший был не меньше шести
футов двух дюймов роста, с широкими плечами и большими, крепкими ногами. Кроме
того, от него за милю несло полицейским.
Над зеркалом висели снимки Майкла Джордана, Чарлза Баркли и
Халена Роуза. Джордан в форме бейсбольной команды «Бирмингемские бароны». Над
фотографией была прикреплена полоска бумаги с надписью «ЕДИНСТВЕННЫЙ БЫК СЕЙЧАС
И ВСЕГДА». Норман показал на фото:
— Меня так, как его, — сказал он. Чернокожий парикмахер
внимательно посмотрел на Нормана, сначала проверяя, не пьян ли тот, затем
стараясь понять, не шутит ли клиент. Второе оказалось труднее, чем первое.
— Что вы говорите? Вы хотите сказать, чтобы я обрил вас
наголо?
— Именно это я и хочу сказать. — Норман провел ладонью по
волосам — темным повсюду, кроме висков, на которых только-только начала пробиваться
седина. Ни длинные, ни короткие. Он носит волосы такой длины лет уже двадцать,
наверное. Глянув на себя в зеркало, попытался представить, как будет выглядеть
— лысый, как Майкл Джордан, но с белым цветом кожи. И не смог. Если повезет, ни
Роуз, ни ее подругам это тоже не удастся.
— Вы серьезно?
Неожиданно Нормана едва не стошнило от непреодолимого
желания сбить этого тугодума-парикмахера ударом кулака на пол, придавить его,
встав коленями на черную грудь, наклониться и откусить всю его верхнюю губу
вместе с усами, сорвать ее с черномазого лица. И кажется, Норман понял, в чем
дело. Парикмахер напомнил ему сыгравшего важный эпизод в детективном сериале
под названием «Поиск Роуз» маленького педика Рамона Сандерса. Того, который
пытался получить деньги по кредитной карточке, похищенной его, Нормана, женой.
«Эй, цирюльник, — подумал Норман. — Цирюльник, ты даже не
подозреваешь, насколько близок к могиле. Задай еще один вопрос, скажи еще хотя
бы одно неверное слово, и от тебя останется только мокрое пятно. А я ведь тоже
ничего не могу тебе сказать; не могу предупредить, даже если бы и хотел, потому
что сейчас мой собственный голос — тоже спусковой крючок, и я не хочу его
нажимать. Так что смотри сам и думай тоже сам».
Парикмахер наградил его новым долгим и внимательным
взглядом. Норман стоял на месте, позволяя рассматривать себя. Он почувствовал,
что на него снизошло спокойствие. Будь что будет. Все в руках этого коверного
клоуна.
— Ладно, как скажете, — произнес наконец парикмахер мягким и
обезоруживающим тоном. Норман расслабил правую руку, которая сжимала в кармане
электрошокер. Парикмахер положил свой журнал на полку рядом с набором лосьонов
и одеколонов (там же стояла медная табличка с именем: СЭМЮЭЛ ЛОУ), поднялся с
кресла и стряхнул пластиковый фартук. — Хочешь быть Майком? Тогда садись.
Через двадцать минут Норман в задумчивости разглядывал свое
отражение в зеркале. Сэмюэл Лоу стоял рядом с креслом и наблюдал за его
взглядом. На лице парикмахера застыла бесстрастная маска, из-под которой
проглядывало некоторое любопытство. Он производил впечатление человека,
увидевшего нечто давно знакомое с совершенно иной стороны. Чуть раньше в
парикмахерской появились два новых клиента. Они тоже смотрели на Нормана с
одинаковым выражением нескрываемого одобрения на лицах.
— А он ничего, — заметил один из новых. Он говорил слегка
удивленным тоном, ни к кому не обращаясь.
Норман никак не мог свыкнуться с тем фактом, что в зеркале
на него смотрел не другой человек, а он сам. Он подмигнул, и человек в зеркале
ответил тем же, улыбнулся, и тот улыбнулся вместе с ним; наклонил голову, и его
двойник сделал то же самое. Но ничего не помогало. Раньше у него был лоб
полицейского; у человека в зеркале оказался лоб профессора математики,
высоченный, уходящий в стратосферу. Он не мог привыкнуть к гладким, почему-то
казавшимся чувственными изгибам обритого наголо черепа. А белизна? Раньше
Норман считал, что кожа его почти не загорает, однако по сравнению с бледным
черепом лицо казалось темным, как физиономия пляжного спасателя. Голова его
производила странное впечатление хрупкости, она казалась слишком уязвимой и
неуловимо совершенной, чтобы принадлежать такому, как он. Чтобы вообще
принадлежать человеку, в особенности мужчине. Она напоминала изделие из
делфтского фаянса.
— Знаете, а у вас хорошая голова, — проговорил Лоу. Он
произносил слова осторожно, с опаской, но Норману не показалось, что чернокожий
парикмахер хочет польстить ему, и это хорошо, потому что Норман пребывал не в
том настроении, чтобы позволить какому-то придурку пускать себе пыль в глаза.
Или дым в задницу. — Смотритесь неплохо. Выглядите моложе. Что скажешь, Дейл?
