— Разумеется, вам нужно ее навестить. Где она живет?
— В Тулузе, — ответила Лили, назвав самый дальний от Парижа город у границы Франции. Если информация о Тулузе дойдет до Родриго, она выиграет несколько часов, пока тот будет искать ее на юге. Хотя, конечно, с таким же успехом Родриго может заподозрить, будто она назвала этот город нарочно, желая сбить его со следа. Так что сработает ее хитрость или нет — одному Богу известно. Гадать на кофейной гуще не время. Нужно следовать плану и надеяться на удачу.
— Когда вы вернетесь?
— Если все будет в порядке, то послезавтра. А если нет… — Лили пожала плечами.
— В таком случае нужно извлечь максимум пользы из сегодняшнего вечера. — Огонь в черных глазах Сальваторе недвусмысленно намекал на то, что он имеет в виду.
Лили не пришлось притворяться. Она слегка отпрянула назад, вскинув брови.
— Возможно, да, — холодно отозвалась она. — А возможно, и нет. — Ее тон говорил о том, что она вовсе не горит желанием переспать с ним.
Однако ее сдержанность лишь распаляла Сальваторе, и огонь в его глазах вспыхнул с новой силой. Лили пришло в голову, что ее отказ мог напомнить Сальваторе дни его юности, когда он ухаживал за своей покойной женой, матерью своих детей. Молодые итальянки его поколения очень строго блюли свою честь, а может, это и сейчас так, Лили просто не знала. Ей мало довелось общаться с иностранками.
К столику подошли два официанта, один из которых, словно бесценное сокровище, нес бутылку вина, а другой — чашку кофе для Лили. Она улыбкой поблагодарила и, когда чашка оказалась перед ней, принялась щедро сдабривать напиток сливками, как бы не обращая ни малейшего внимания на Сальваторе, которому эффектным жестом откупоривший бутылку официант подал пробку. На самом же деле внимание Лили было всецело приковано к бутылке и спектаклю, который разыгрывался вокруг нее: ведь ценители вин так щепетильны в соблюдении ритуала. Сама Лили этого не понимала. По ее мнению, единственным необходимым действием здесь было только одно — налить вино в бокал и выпить. Желания нюхать пробку у нее никогда не возникало.
Сальваторе кивнул в знак одобрения, и официант торжественно, сознавая, что на него обращены взгляды присутствующих, наполнил бокал Сальваторе. Лили с замиранием сердца следила за тем, как тот повертел бокал в руке, вдохнул аромат и, наконец, сделал глоток.
— О! — воскликнул он, жмурясь от наслаждения. — Великолепно.
Официант с достоинством поклонился, словно в этом была его заслуга, а затем, поставив бутылку на стол, удалился.
— Вы непременно должны его попробовать, — обратился Сальваторе к Лили.
— Ерунда, — ответила она, потягивая кофе. — Лучше этого для меня ничего нет. — Она указала на свою чашку. — А вино… брр!
— Ручаюсь, это вино изменит ваше мнение.
— Мне и раньше это обещали. И ошибались.
— Один глоток, только один, чтобы ощутить вкус, — настаивал Сальваторе, и Лили впервые заметила в его глазах проблеск гнева. Он — Сальваторе Нерви, и он не привык, чтобы ему противоречили, тем более женщина, которую он удостоил своим вниманием.
— Я не люблю вино…
— Но ведь это вы не пробовали, — не отступал он, а затем взял бутылку и, наполнив другой бокал, протянул его Лили. — Если вы не оцените вкус этого вина, я никогда больше не стану уговаривать вас пробовать другое. Даю слово.
Конечно — его же нет — его не будет в живых. Как и ее, если она сделает хоть глоток.
Лили отрицательно покачала головой, и Сальваторе, взорвавшись, со стуком поставил бокал на стол.
— Вы во всем мне отказываете! — гневно сверкнул он на нее глазами. — И я никак не возьму в толк, чего ради вы вообще сидите здесь со мной. Может, мне стоит избавить вас от своего общества и на этом закончить наш вечер?
Для Лили это было пределом мечтаний — о чем еще она могла думать? Разве только о том, чтобы Сальваторе выпил этого вина побольше: она сомневалась, что одного глотка достаточно. Яд сверхтоксичен, и одна впрыснутая ею через пробку доза могла свалить нескольких мужчин комплекции Сальваторе. А если он вдруг в порыве гнева уйдет отсюда, что станете откупоренной бутылкой? Возьмет ли он ее с собой? Вино стоит так дорого, что его уж точно не выльют. Его выпьет либо другой клиент, либо сами официанты.
— Хорошо, — кивнула Лили, принимая бокал, а затем решительно поднесла его к губам, но едва намочила крепко сжатые губы. Проникает ли яд через кожу? Лили почти не сомневалась в этом. Доктор Спир велел ей, прежде чем впрыскивать яд, надеть латексные перчатки, и теперь Лили опасалась, что дело примет для нее совершенно неожиданный оборот, но поделать с этим ничего не могла. Бутылку нельзя было даже разбить об пол, потому что официанты, убирая осколки, соприкоснутся с отравленной жидкостью.
Лили не потрудилась скрыть дрожь, пробежавшую по ее телу при этой мысли. Она поспешно поставила бокал на стол, промокнула губы салфеткой и аккуратно сложила ее, чтобы случайно не дотронуться до влажного пятна.
— Ну как? — нетерпеливо поинтересовался Сальваторе, хотя дрожь Лили не укрылась от его внимания.
— Гнилой виноград, — ответила Лили и снова вздрогнула.
Сальваторе как громом пораженный в недоумении воззрился на нее.
— Гнилой?.. — Он отказывался верить, что вкус этого божественного напитка не оценили по достоинству.
— Да. Я чувствую вкус того, из чего оно сделано, а это, увы, гнилой виноград. Вы довольны? — В ее глазах тоже мелькнул гнев, который она и не сочла нужным скрывать. — Терпеть не могу, когда меня запугивают.
— Но я не…
— Да-да, запугивали. Грозили, что не будете больше со мной встречаться.
Сальваторе сделал еще один глоток, оттягивая время, чтобы обдумать ответ.
— Прошу прощения, — осторожно извинился он. — Я не привык, чтобы…
— Вам говорили «нет»? — закончила за него Лили, выразительно глядя на Сальваторе поверх чашки с кофе. Ускорит ли кофеин действие яда? Замедлят ли его действие сливки в кофе?
Лили с радостью пожертвовала бы собой, лишь бы иметь возможность продырявить ему лоб. Впрочем, какая разница? Ведь как она ни старалась, обезопасить ей себя не удалось, а смерть от яда ужасна.
Сальваторе пожал своими могучими плечами и с сожалением посмотрел на нее.
— Именно, — подтвердил он, пуская в ход все свое обаяние, о котором ходили легенды. Он умел очаровывать, когда хотел. Если бы Лили не знала, кто он такой, то скорее всего и она пленилась бы им. Если бы она не стояла над тремя могилами, в которых лежали двое ее близких друзей и их приемная дочь, то могла бы оценить ситуацию философски, рассматривая смерть в таком бизнесе как вполне естественный итог. Аверилл и Тина, как и она сама, знали, на что шли, ввязываясь в игру. Но тринадцатилетняя Зия была ни в чем не повинна. И Лили не в силах была ни забыть, ни простить ее смерть. Смотреть философски на это она не могла.
