Из-за данного запрета корейская поп-культура не попала под влияние популярных направлений того времени, включая классический рок, панк, глэм-рок и ранний хеви-метал. Она не знала ни Led Zeppelin, ни Sex Pistols, ни Дэвида Боуи.
Во время своего восемнадцатилетнего правления с 1962 по 1979 год (закончившегося его убийством) президент Пак Чон Хи (отец нынешнего президента Южной Кореи Пак Кын Хе) вновь ввел военное положение. Именно Пак оказался тем, кто стоял за восхождением Кореи «из грязи в князи» (и, говоря начистоту, работодателем моего дедушки). Сейчас считается политически некорректным называть Пака диктатором, но я просто не могу подобрать другой характеристики для человека, вносившего поправки в законы о всеобщем голосовании, чтобы обеспечить себе должность президента на всю оставшуюся жизнь.
Железная политика Пака была ответом Северной Корее, которая вкладывала большую часть своих ресурсов в создание собственной армии. Что сильно нервировало Южную Корею.
В 1972 году Пак отреагировал на угрозу вторжения, как это сделал бы любой здравомыслящий правитель. Он запретил рок-н-ролл, мини-юбки, длинные волосы у мужчин. Ведь именно моды (британская субкультура), рокеры и хиппи представляли настоящую угрозу национальной безопасности.
Полицейские останавливали женщин на улицах, измеряли линейками длину их юбок и заставляли идти домой переодеваться, если расстояние между краем подола и коленом превышало двадцать сантиметров. Они хватали длинноволосых мужчин и подстригали их прямо на месте. Несомненно, данная тактика войдет в хроники как самая изощренная за всю историю превентивная мера. Я уверена, северокорейские правители дрожали от ужаса, когда узнали об этом.
Ви Так Хван, глава Корейского института культуры и туризма, вспоминал: «Если на твоей одежде имелись надписи на английском, тебя могли арестовать. Если у тебя с собой была гитара, ее отбирали. Песни – это путь к протесту».
Должна сказать, случались моменты, когда я понимала, что не стала бы возражать против запретов публичной игры на гитаре. Если вам когда-нибудь приходилось бывать на корейском пикнике, вы бы меня поняли. В руках неуемного музыканта, лишенного чувства меры, гитара хуже пистолета. В школе и на пикниках моей юности, обязательно появлялся человек – а часто, несколько людей – который приносил гитару. По неведомой причине корейцы предпочитают устраивать пикники на какой-нибудь возвышенности. Я ненавижу скалолазание и прогулки на свежем воздухе. Поэтому, только добравшись до места, я уже была в плохом настроении, которое только ухудшалось, когда эти ребята доставали свои гитары и заставляли всех петь народные песни, которых я не знала. А у корейцев слишком много песен. Появление гитары на пикнике подобно сигналу, что вы еще нескоро вернетесь домой.
Так зародилась моя гитарная фобия. Видимо, у покойного президента Пак Чон Хи она была еще более запущенной, раз он запретил музыку Боба Дилана, Джоан Баэз и сольное творчество Джона Леннона, в частности песню Imagine.
Трагической жертвой запретов стал корейский психоделический рокер Син Юнг Хён, которого иногда называли «Крестным отцом корейского рока». Как и почти любой корейский поп-певец с пятидесятых по восьмидесятые годы, Син полюбил рок, слушая радиопередачи American Forces Korea Network (AFKN).
Карьера Сина началась с выступления для Восьмой армии США – батальона, который участвовал в Корейской войне и по сей день расположен в Корее, хотя и не в полном составе. Син дал свой первый в жизни концерт на военной базе Сеула в 1957 году в возрасте девятнадцати лет. Он оказался, пожалуй, последним экспериментальным корейским поп-музыкантом, известным за пределами своей страны. Его живое выступление с кавером на песню In A Gadda Da Vida исполнителя Iron Butterfly, которое можно увидеть на YouTube, является откровением. И спето более экспрессивно, чем в оригинале.
В 1972 году Сина попросили написать песню, посвященную правлению президента Пака. Но Син, выступавший против диктатуры, отказался. Данный отказ дорого ему обошелся. Правительство начало подвергать цензуре его песни, и в 1975 году он угодил в тюрьму по обвинению в хранении марихуаны. Син признался, что его пытали и поместили в психиатрическую больницу. Его творчество оказалось под запретом в Корее вплоть до убийства Пака в 1979 году.
Но даже когда политическая обстановка стала более благоприятной, Син столкнулся с другим препятствием: из-за отсутствия настоящего рока качество корейской поп-музыки резко ухудшилось.
Журналист Марк Рассел написал о Сине в своей книге Pop Goes Korea: «На смену року в 70-х годах пришла любопытная смесь диско и современных синтезаторов, вернулись старые мелодии, которыми наслаждался Пак Чон Хи, положив начало движению, известному как бабблгам-поп с его сладкими балладами, которое и правит в Корее с тех пор. Как говорил Син: «Это было чистой физиологией – не духовности, не мировоззрения, не человечности. И данный тренд сохранился до сегодняшних дней. Люди глухи к настоящей музыке. Они не понимают ее, потому что никогда не слышали».
[29]
Я сочувствую Сину. Когда моя семья переехала в Корею в середине 80-х, местная музыка оказалась такой, какой я не слышала ни до, ни после. Она не походила ни на современный K-pop, ни на американскую поп-музыку. Наверное, ближе всего она была к французскому шансону.
Песни, в основном, исполнялись в минорном ключе, что, по правде, угнетало. У певцов существовала привычка «выдавать трели», прямо как в опере. Нечто подобное вы наверняка слышали от вашей странной бесталанной тети, когда она пыталась затмить всех драматическим исполнением Happy Birthday.
Честно говоря, есть очень веская причина, по которой Корее понадобилось так много времени для того чтобы найти свою музыкальную нишу, и она появилась гораздо раньше культурных репрессий президента Пак Чон Хи. На протяжении большей части ХХ века Корея не имела своей музыкальной идентичности.
Во время японской оккупации с 1910 по 1945 год использование корейского языка было запрещено, и корейцы по умолчанию перенимали японские культурные тренды.
После освобождения от Японии Корее пришлось заново воссоздавать нацию. Ей понадобился собственный гимн. Правительство президента Ли Сын Мана выбрало слова для гимна из поэмы прошлого века. А как же мелодия? Основой для нее послужил мотив шотландской народной песни Auld Lang Syne, что наверняка сильно смущало корейцев в предновогоднюю ночь. Уже позже, в 1948 году, для гимна написали оригинальную корейскую музыку.
