Другим мощным брендом для ВЕДК стал коньяк «Московский». Недорогой коньяк пользовался успехом, а владельцем бренда считался столичный завод «КиН». Но ему пришлось поделиться: казенное предприятие «Союзплодоимпорт», управляющее государственными брендами, через суд доказало, что коньяк с названием «Московский» — не самостоятельный бренд, а лишь вариация на тему «Московской» водки, которая принадлежит государству. В итоге коньяк отняли и отдали ВЕДК, а «КиН» заменил его в своем портфеле на «Киновский».
Но ничего не помогло. ВЕДК не только не смог завоевать 40 % рынка, но даже не вошел в тройку крупнейших продавцов водки. В начале 2013 года компания заявила, что Вадим Касьянов покидает ВЕДК «по обоюдному желанию сторон». Сам создатель «Зеленой марки» говорил, что у него просто закончился контракт и он не захотел его продлевать. На рынке отставку Касьянова связывали с результатами, не устроившими владельца компании.
«Путинка» при Касьянове окончательно утратила статус водки из первой пятерки брендов: за три года ее продажи рухнули с 35 миллионов до 15 миллионов литров. Спасать «Путинку» в ВЕДК срочно позвали ее создателя Станислава Кауфмана, однако возродить былую славу политического бренда уже не было суждено и ему.
Глава 10: Региональная
в которой водочный рынок захватывают люди с Востока
Из предыдущих глав может сложиться впечатление, что все серьезные дела на водочном рынке России происходили в Москве и ближайшем Подмосковье. Отчасти так оно и было, но это не значит, что регионы просто наблюдали за столичными «водочными войнами» и ждали, когда подмосковная водка вытеснит с полок местную. Пока сложившиеся в 1990-х лидеры рынка тратили ресурсы на борьбу друг с другом, в регионах к востоку от столицы набирали силы водочные провинциалы, которым суждено будет стать лидерами рынка уже в 2010-х. И разумеется, эта книга была бы неполной без рассказа о трех главных региональных водочных компаниях страны: «Татспиртпроме», «Алкогольной сибирской группе» и «Белуге».
Конкурс на миллион
Осенью 2016 года мне на рабочую почту пришло письмо с необычным предложением. Точнее, на первый взгляд оно казалось весьма заурядным: некая ассоциация, название которой мне ничего не говорило, приглашала меня принять участие в конкурсе журналистских расследований. Учитывая, что к тому моменту я возглавлял отдел расследований РБК, в подобном приглашении не было ничего удивительного. Однако, открыв вложение, в котором были описаны условия конкурса, я непроизвольно выругался — такое я действительно видел впервые. Первое, что бросалось в глаза, была сумма призовых: победителю конкурса обещали заплатить миллион рублей. В разы больше, чем размеры самых престижных профессиональных премий, с которыми приходилось сталкиваться до этого. Но это было еще не самое удивительное. Ниже тезисно излагалось, по сути, техническое задание расследования, которое надо было написать с уже готовыми выводами. Будущий победитель должен был «вывести на чистую воду» руководство алкогольного холдинга «Татспиртпром», принадлежащего правительству Татарстана. От автора ожидали рассказа о том, как «Татспиртпром», используя административные методы, нарушает права компаний, не имеющих прописки в регионе, по сути запрещая им торговать водкой на территории республики.
Через несколько минут на рабочий номер позвонила девушка, которая назвалась «представителем оргкомитета конкурса». По ее словам, организатором «конкурса расследований» выступают несколько крупных алкогольных компаний, которые скинулись на призовой фонд. И они заинтересованы, чтобы победителем этого конкурса стал именно я, так как — заявила она — «вы глубоко знаете тему» и «появление публикации в такой газете, как РБК, отвечает нашим интересам».
Понятно, что речь шла не о «конкурсе», а о попытке разместить заказной текст — так называемую джинсу, когда проплаченная заметка мимикрирует под редакционный материал. Среди журналистов не так много святых людей, и я не исключение, однако джинса — это один из самых страшных косяков, в которых могут уличить журналиста приличного издания. Репутация человека, «берущего джинсу», поставила крест не на одной карьере в профессии. Девушка на другом конце провода, конечно, могла и не знать таких подробностей журналистской кухни, поэтому я максимально вежливо сообщил ей, что не смогу поучаствовать в конкурсе, чуть ли не поблагодарив за «оказанное доверие».
Положив трубку, я еще раз перечитал «техническое задание» и, не стану скрывать, немного загрустил: миллион рублей — сумма, равная годовой зарплате в редакции, а в претензиях к «Татспиртпрому», возникших у неназванных организаторов «конкурса», не было ничего надуманного. Татарстан даже в условиях победившей путинской вертикали власти оставался неприступным бастионом водочного сепаратизма, справиться с которым долгие годы не удавалось ни Федеральной антимонопольной службе, ни Росалкогольрегулированию.
Совет президента
В июне 1996 года в кабинете президента Татарстана Минтимера Шаймиева состоялось закрытое совещание, на которое были приглашены два десятка владельцев и руководителей спиртовых и водочных заводов республики. Пресса, даже официальная, осталась за закрытыми дверями, стенограмма, если такая и велась, никогда не публиковалась. Единственная фраза с совещания, просочившаяся в СМИ и якобы сказанная самим Шаймиевым, звучала довольно странно. «Объединяйтесь, или они друг друга перестреляют», — посоветовал Шаймиев водочникам.
Кто такие «они», не уточнялось, но для жителей Татарстана как раз это загадкой не было. В середине 1990-х фактическими хозяевами республики были криминальные группировки, контролировавшие не только малый бизнес, но и крупные промышленные предприятия Татарстана. Борьба за контроль и влияние над бизнесом между жестокими бандами велась самыми жуткими методами. Резонансные убийства чиновников и бизнесменов стали обыденным делом, а жертвы бандитских разборок исчислялись сотнями. Высокодоходный водочный и спиртовой бизнес был одним из важнейших источников финансирования банд Татарстана, которые к тому времени уже начали распространять свое влияние на Москву и Санкт-Петербург, поражая местные группировки высоким уровнем организации и ставшей легендарной жестокостью при решении вопросов.
При этом татарстанская модель криминального контроля над водочным рынком отличалась от той, которая использовалась в столицах. После распада Союза и тотальной приватизации алкогольные предприятия республики в большинстве своем оказались в руках прежних директоров или бывших чиновников и силовиков. Преступные группировки не тратили время и деньги на строительство собственных заводов: с их точки зрения, гораздо эффективнее было предоставлять услуги крыши, то есть не подпускать к предприятию бойцов из конкурирующих банд. За это завод отпускал свою продукцию почти по себестоимости созданным бандитами фирмам, а те уже организовывали сбыт, забирая себе основную долю прибыли.
