– Почему тебя ищут?
Он взглянул на нее через плечо, холодный гнев зажегся в его глазах.
– Какая разница?
– Ты кого-нибудь ограбил? – настаивала она.
– Я бы украл, если бы пришлось, но меня ищут не поэтому.
Голос его звучал равнодушно и небрежно. Энни содрогнулась, протянула руку и схватила его затянутую в перчатку ладонь.
– Тогда почему?
Рейф остановился и посмотрел на нее сверху вниз. Безрадостная улыбка искривила его рот.
– Убийство, – ответил он.
У нее пересохло в горле, и она отпустила его руку. О, она с самого начала это знала, знала о его способности к насилию, но когда услышала, как он небрежно произносит это, как будто показывает ей интересную птичку, сердце ее почти перестало биться. Энни глотнула и заставила себя спросить:
– Ты его совершил?
Казалось, вопрос удивил его. Его брови слегка приподнялись.
– Не то, в котором меня обвиняют. – Нет, он не убивал беднягу Тенча, но он убил многих других, которые пришли тогда за ним, поэтому считал, что это не имеет значения.
Его подбор слов не остался незамеченным..Энни повернулась и прошла мимо него, а он пошел следом.
Она шагала, почти ничего не видя. Она – врач, а не судья. Ей не полагалось задавать вопросы «зачем» и «почему», когда человек болен или ранен, ей не полагалось определять их человеческую ценность перед тем, как позволить им воспользоваться ее умением и познаниями. Ей просто полагалось лечить как можно лучше. Но сейчас ей впервые причлось столкнуться с тем фактом, что она спасла жизнь убийцы, и ее разум корчился в болезненных судорогах. Сколько еще людей погибнет из-за того, что этот человек остался жить? Возможно, он все равно выжил и без ее помощи, но этого она никогда не узнает.
И все же... и все же, даже если бы она знала в ту первую ночь, могла бы она отказаться его лечить? Честно признаться, нет. Клятва врача заставляла ее исцелять при любых обстоятельствах.
Но даже не будь этой клятвы Энни не смогла бы позволить ему умереть. После того как прикасалась к нему, дрожала от его животного магнетизма, ощущала, как его низкий хриплый голос плетет вокруг нее колдовскую сеть. Зачем лгать себе самой? Несмотря на тот страх, которым она была охвачена в те первые две ночи, лежа в объятиях Рейфа, Энни испытывала горячее инстинктивное наслаждение во всем теле.
Настанет ночь, и она снова будет лежать в кольце его рук.
Энни вздрогнула и поплотнее запахнула пальто. Может быть, даже лучше, что она узнала его истинную сущность. Это придаст ей силы сопротивляться ему.
Но даже теперь при мысли о предстоящей ночи ее охватило возбуждение, и ей стало стыдно.
Тяжелая работа была для нее спасением, позволив сосредоточиться на простом физическом труде. Рейф разобрал пристройку и отложил в сторону распиленные и грубо обтесанные доски, чтобы потом их использовать, затем начал рубить тонкие деревца и укладывать их друг на друга. Он заклинил их между склоном и стоящими рядом деревьями и сделал в них зарубки, чтобы скрепить между собой. По его указанию, Энни начала замешивать глину, чтобы замазать щели между стволами и защитить грубые стенки загона от ветра. Делала она это с аккуратностью, вызвавшей у Рейфа улыбку: при такой работе невозможно не испачкать руки, но Энни старалась, чтобы ее чистая одежда не пострадала.
Рейф увеличил длину загона более чем вдвое. Втащил поилку на середину, чтобы каждой лошади удобно было подходить к ней, потом разгородил пространство на две равные половины двумя жердями. Энни видела, что он время от времени останавливается и трет бок после очередного усилия, но похоже было, что он скорее разминает заболевшую мышцу, чем испытывает острую боль.
Когда они только начали работать, Энни казалось, что у них уйдет на это весь день, а может быть, и часть следующего, но через четыре часа он уже мастерил из старых досок дверь и раму. Она замазала щели глиной – Рейф помогал ей завершить эту окончательную отделку – потом она отступила назад, чтобы взглянуть на плоды их усилий. Загон вышел грубым и не очень красивым, но вполне пригодным. Она надеялась, что кони оценят свое новое жилье.
После того как они вымыли руки в ледяном ручье, Энни взглянула на солнце.
– Мне надо поставить на огонь бобы и рис. Вчера вечером бобы плохо разварились.
Рейф вспотел, несмотря на холод, и она думала, что он обрадуется возможности отдохнуть. Он должен был чувствовать последствия тяжелой работы, начатой так рано после такой серьезной болезни. Рейф вошел за ней внутрь и повалился со вздохом на'одеяла. Однако через несколько минут нахмурился и стал тыкать огрубевшим пальцем в широкие щели в полу.
– Что случилось? – спросила она, подняв глаза от стряпни и увидев его хмурое лицо.
– Через эти щели проникает холод.
Энни наклонилась и поднесла ладонь к полу. Точно, от щелей явно веяло холодом.
– Зачем об этом сейчас беспокоиться? Мы же до сих пор устраивались, а настелить другой пол ты не сможешь.
– Уже стало холоднее, а по моим предположениям, будет еще хуже. Мы не сможем согреться настолько, чтобы уснуть. – Рейф поднялся и направился к двери.
Энни смотрела на него с удивлением.
– Куда ты собрался?
– Срубить еще несколько жердей.
Он отошел всего на десяток футов – был слышен стук его топора. Вскоре Рейф вернулся с четырьмя стволиками, Два из них имели более шести футов в длину, а два были примерно вполовину короче. Из них он соорудил прямоугольную раму, связав их концы. Потом стал носить большие охапки сосновых веток и расстилать их внутри этой рамы, создавая мягкий, толстый слой над полом. Рама не давала сосновым веткам рассыпаться. Поверх нее расстелил одно из одеял, потом вытгулся на своей грубой постели, проверяя ее удобство.
– Лучше, чем на полу, – заявил Рейф.
Интересно, что еще он намеревается сегодня сделать, подумала Энни. Это она узнала, когда он стал настаивать, чтобы они собрали еще дров.
– Почему это надо делать сейчас? – запротестовала девушка.
– Я же сказал тебе, что холодает. Нам понадобится больше дров.
– Почему нельзя собрать их тогда, когда они нам понадобятся?
– Зачем лишний раз выходить на холод, если дрова будут под рукой? – парировал он,
Энни устала и становилась раздражительной.
– Мы здесь столько не пробудем, чтобы использовать все это.
– Я бывал в горах и прежде и знаю, что говорю. Делай, как я сказал.
Она подчинилась, но неохотно. За последние три дня она трудилась больше, чем когда-либо прежде, и не прочь была бы немного отдохнуть. Еще до того как она его встретила, Энни уже была обессилена родами Иды. И она плохо спала прошлой ночью, и только по его вине. У нее был спокойный нрав: она редко срывалась, но усталость портила ее обычно хорошее настроение.
