Парторг протянул мне кожаную кобуру. Видя, что я не спешу ее брать, парторг понял меня по-своему:
– Да бери же, твой трофей, заслуженный! Предпоследней гранатой ты накрыл второго номера расчета, я вот с него после боя пистолет и снял, Р-38 называется – сбоку выбито, прочитал.
Видя мое замешательство, вызванное прежде всего тем, что я просто не знаю, как пользоваться предлагаемым оружием, Василий буквально силком вложил мне кобуру в руки:
– Да не переживай ты! Никакого мародерства, товарищ старший лейтенант сам приказал обойти убитых, собрать исправные пулеметы, гранаты, фляги с водой да сухпай, если есть. Кстати, есть – с собой фрицы сухарные сумки взяли. И фляги ладные, алюминиевые, не чета нашим стеклянным, я на тебя тоже припас… Что пистолетов и автоматов шесть штук прихватили, ни старлей, ни политрук и слова не сказали. Бери!
Взяв кобуру, я как-то глуповато спросил:
– А как им пользоваться?
Васька крепко хлопнул меня по плечу:
– Пойдем, поешь, я уже и тушенку немецкую вскрыл – свиная, вкусная, зараза! А там тогда и покажу, как с пистолетом управляться.
Только сейчас я обращаю внимание, что мы находимся не на позициях заставы, а в лесном массиве – правда, чистом, в основном здесь одни сосны, сквозь кроны которых пробивается солнечный свет. По бокам же и спереди раздается частый гул, похожий на раскаты грома, иногда более звонкий, иногда, наоборот, более глухой. Когда я пришел в себя, то находился в каком-то полубессознательном состоянии и не сумел выделить из окружающих звуков канонаду – уж источник гула я понимаю и без послезнания! Но сейчас то, что бой идет фактически по всей границе, причем уже впереди нас, совершенно не радует. Впрочем, о чем я? Немцы в 41-м до Москвы дошли, тут стоит удивляться, что третья застава сегодня отбилась.
Погранцы расположились между деревьев довольно скученно; пока мы идем мимо групп жующих трофейные консервы людей, оживленно обсуждающих прошедший бой, меня озаряет еще раз: в лес-то я добирался не на своих двоих – меня вынесли с поля боя!
Надо сказать, что, кроме родителей и близких родственников типа бабушки и тети, в моей жизни мало кто обо мне заботился или приходил на помощь в сложной ситуации – причем тогда, когда я об этом не просил. Во всех коллективах, где бы я ни бывал – от школьного класса и секции самбо, где занимался два года с 11 лет, до университетской группы или коллег по временным подработкам – везде исповедовали принцип «сам по себе и сам за себя». И тут вдруг меня, раненого, без сознания, вынесли с поле боя.
По совести говоря, это трогает – вместе с искренностью Нежельского, что только усиливает произведенный эффект. То есть умом я понимаю, что по-прежнему нахожусь в игре – хотя тут бабка надвое сказала, где я сейчас нахожусь и что тут вообще происходит! – но внутри проняло. И неслабо проняло!
…До стоянки парторга, которую хорошо заметно по стоящему у толстого стола сосны «дегтяреву», нам пришлось пройти всего метров десять. Тут же товарищ вручил мне ополовиненную банку тушенки и пару галет.
– Лопай, мне очень понравилось!
Я с некоторым подозрением уставился на розоватого цвета массу, в которой встречаются комки нерастаявшего жира. Запах тоже… не айс. Хотя нет и ничего отвратительного.
Но тут вдруг страшным образом заурчал голодный желудок – если разобраться, я ведь с рассвета ничего не ел! Потому, покрепче ухватив ложку, отважно беру кусок мяса без жира и отправляю его в рот… Ну что сказать, если кто представляет, что, открыв банку как следует не разогретых мясных консервов, сумеет насладиться вкусом настоящего деликатеса, он глубоко заблуждается. И страшно себе даже представить, каков советский тушняк, раз парторг так нахваливает трофейный.
Впрочем, пережеванное мясо не вызывает рвотных спазмов – скорее наоборот, желудок урчит уже довольно. Потому дальше я метаю свинину без каких-либо терзаний и размышлений, заедая ее ломкими и хрусткими галетами. Последние, в общем-то, безвкусные, так, солоноватые, – но с мясом идет вполне неплохо.
– А попить?
Нежельский только усмехнулся, покачав головой, но фляжку протянул:
– Держи, твоя!
Я с удовольствием присосался к горлышку и начал жадно глотать тепловатую воду – только сейчас понимаю, как сильно хотел пить. Живительная влага кажется настоящим нектаром…
Пока я ем, парторг возится с собственным трофейным пистолетом – ладным, вороненым. И только я завершаю трапезу, как он тут же обращается ко мне:
– Доставай свой.
Оживившись после еды, я и сам с удовольствием решил освоиться с оружием, потому с энтузиазмом раскрыл клапан кобуры – что оказалось совсем несложно – и достал из нее сам ствол, попутно обратив внимание, что внутри в специальном отделении остался еще один магазин.
– Смотри, – Василий показывает на рукоять пистолета, – тут внизу защелка. Нажимаешь на нее, и магазин можно доставать.
Я в точности повторяю все действия товарища, извлекшего магазин из рукояти Р-38.
– Рассчитан на восемь патронов, калибр, как я понял, – девять миллиметров. Обратно загоняется вручную до фиксации защелкой. Смотри дальше – слева наверху предохранитель. Видишь?
– Вижу.
– Режим огня – положение предохранителя параллельно стволу. Поднимаешь флажок только непосредственно перед боем! Нижнее положение защищает от самопроизвольного выстрела.
Слушая парторга, я тут же попробовал сместить флажок – и он без особых усилий сдвинулся из нижней точки вверх, заняв положение для стрельбы.
– Опусти вниз!
Негодующий окрик первого номера заставляет меня испуганно направить ствол в землю – до того я держал его у самого лица, дулом в сторону леса. То есть в сторону погранцов.
– Так, – голос Нежельского вновь спокоен, – а теперь берешься двумя пальцами за затвор и аккуратно отводишь его назад.
Повторив действие Василия, я испуганно уставился на патрон, открывшийся моему взгляду – правда, он тут же упал вниз, провалившись сквозь пустую рукоять.
– Видишь?!
Вижу. Спина покрывается холодным потом от понимания того, что все это время в моих руках было готовое к бою оружие с патроном в стволе.
– Ну а теперь чуть приподними флажок предохранителя и подай затвор обратно. Можешь нажимать на спусковой крючок.
Я послушно повторил все, что мне сказал сделать парторг – раздается сухой щелчок. Спуск показался мне довольно мягким, несложным.
– Ну, вот и все. Теперь вставь магазин в рукоять и дошли патрон в ствол, передернув затвор.
Выполняю все манипуляции уже с некоторой сноровкой.
– Опусти рычаг предохранителя вниз.
Сделано, – но тут вдруг щелкает курок и спусковой крючок. Я аж вздрогнул! Но выстрела не произошло, а Нежельский только улыбнулся.
