— Он умеет обращаться с детьми, правда? — сказал Ананаис.
— Да. И с оружием тоже.
— Он настоящая загадка. Но я слежу за ним.
Рения взглянула в ярко-голубые глаза под черной маской.
— Ты мне нравишься, Ананаис. По-настоящему.
— Любишь меня, люби и моих друзей. — Ананаис кивнул на высокую фигуру Тенаки-хана, идущего к месту ночлега.
Она потрясла головой и снова уставилась в огонь.
— Очень жаль, — снова сказал Ананаис.
Они въехали в деревню через два часа после рассвета. Га-ланд сходил на разведку и доложил, что солдаты уходят на юг, к далеким шпилям Карнака. Деревня выгорела дотла, из обугленных развалин поднимались столбы черного дыма. Мертвые тела валялись повсюду, а за околицей стояли десять крестов, на которых были распяты деревенские старейшины. Прежде чем прибить к перекладинам, их подвергали бичеванию, а после переломали им ноги, чтобы тела обмякли и воздух не проникал в легкие.
— Мы превратились в варваров, — прошептал Муха, отвернув коня. Белдер молча кивнул и тоже поскакал в зеленые луга за деревней.
Тенака спешился на площади, где лежало больше всего трупов — около тридцати женщин и детей.
— В этом нет никакого смысла, — повернулся он к Ананаису. — Кто же теперь будет работать на полях? Если такое творится по всей империи...
— Творится, — хмуро сказал Галанд.
Женщина с ребенком накинула на голову шаль и закрыла глаза. Басурман, подъехав к ней, взял у нее поводья.
— Мы подождем вас за деревней, — бросил он. Валтайя и Рения последовали за ним.
— Странное дело, — покачал головой Ананаис. — Многие века дренаи давали отпор врагам, которые вторгались в страну, чтобы творить вот это. А теперь мы сами это делаем. Что за люди служат в нынешней армии?
— На такую работу всегда найдутся охотники, — сказал Тенака.
— Разве что среди вас, — буркнул Парсаль.
— Что это значит? — обернувшись к нему, вскричал Ананаис.
— Прекрати! — приказал Тенака. — Ты прав, Парсаль: надиры славятся своей яростью. Но это сделали не надиры и не вагрийцы. Ананаис верно сказал: мы сами поступаем так с собой.
— Забудьте о моих словах, генерал, — попросил Парсаль. — Это мой гнев говорил за меня. Поехали отсюда.
— Скажите мне вот что, — подал вдруг голос Галанд. — Прекратится это со смертью Цески или нет?
— Не знаю, — ответил Тенака.
— Его нужно истребить.
— Я не думаю, чтобы шестеро мужчин и две женщины могли сокрушить его империю. А ты?
— Несколько дней назад, — сказал Ананаис, — мужчина был всего один.
— Парсаль прав, поехали отсюда, — промолвил Тенака.
Но тут послышался детский плач, и четверо мужчин быстро принялись раскидывать трупы. Наконец они добрались до тела толстой старухи, обнявшей мертвыми руками девочку лет пяти. На спине женщины зияли три ужасные раны — должно быть, она заслонила собой ребенка. Но копье, пронзив ее, задело и девочку. Парсаль взял ребенка на руки и побледнел, увидев пропитанную кровью одежду. С девочкой на руках он вышел к остальным, ожидавшим за деревней, и Валтайя, подбежав, приняла у него его легкую ношу.
Девочку бережно опустили на траву, и тогда она открыла свои яркие голубые глазки.
— Я не хочу умирать, — прошептала она. — Пожалуйста! — Глаза закрылись снова, и женщина из деревни, приподняв девочке голову, взяла ее к себе на колени.
— Все хорошо, Алайя. Это я, Париза. Я вернулась, чтобы позаботиться о тебе.
Девочка слабо улыбнулась, но улыбка тут же сменилась гримасой боли. Путники молча смотрели, как отлетает ее жизнь.
— О нет! — воскликнула Париза. — Благие боги света, нет! — Ее собственный ребенок расплакался, и Басурман взял его на руки.
Галанд, отвернувшись, упал на колени. Парсаль подошел к нему, и Галанд поглядел на брата сквозь слезы, качая головой и не находя слов. Парсаль опустился на колени рядом с ним.
— Я знаю, брат, я знаю, — быстро проговорил он. Галанд прерывисто вздохнул и достал свой меч.
— Клянусь всем святым и нечистым, всеми ползучими и летающими тварями: не знать мне покоя, пока эта земля не очистится от скверны. — Он поднялся на ноги и взмахнул мечом. — Я иду к тебе, Цеска! — проревел он, отшвырнул меч и побрел прочь, к маленькой роще.
— У него тоже убили дочь, — пояснил Парсаль. — Прелестное дитя... дитя смеха и радости. Он свое слово сдержит... а я не покину его. — Голос Парсаля стал хриплым, и он откашлялся. — Мы с ним люди маленькие — я даже в «Дракон» не сгодился, а он не вышел в офицеры. Но давши слово, мы его держим. Не знаю, чего хотите вы все, но те, что остались там, в деревне, — это мой народ, наш с Галандом. Они не богаты и не знатны — они мертвы. Та старуха умерла, спасая девочку, — и потерпела неудачу. Но она старалась... жизни не пожалела. Так вот, я тоже не пожалею! — Его голос дрогнул, и он, выругавшись, ушел вслед за братом.
— Ну, генерал, — сказал Ананаис, — что прикажешь своей армии из шести человек?
— Из семи, — поправил Басурман.
— Гляди-ка, да мы растем! — воскликнул Ананаис.
— Почему ты хочешь идти с нами? — спросил Тенака.
— Это мое дело — но цель у нас одна. Я проделал тысячи миль, чтобы увидеть, как падет Цеска.
— Похороним ребенка и отправимся в Скодию, — решил Тенака.
Весь долгий день они с осторожностью продвигались вперед. Галанд и Парсаль ехали по бокам отряда. Ближе к сумеркам над равниной внезапно разразилась буря, и путники укрылись в заброшенной башне на берегу бурного ручья. Они загнали лошадей на ближнее поле, на скорую руку собрали дров и расчистили нижний этаж башни. Старое четырехугольное строение когда-то вмещало двадцать солдат — эту сторожевую башню поставили здесь во времена Первой Надирской войны. В ней было три этажа, а с верхушки остроглазые караульщики некогда высматривали надирских или сатулийских всадников.
Около полуночи, когда все уснули, Тенака позвал Муху и по винтовой лестнице поднялся с ним на башню.
Буря ушла на юг, и на небе ярко светили звезды. Летучие мыши кружили, ныряя, вокруг, ночной ветер нес прохладу с заснеженного Дельнохского хребта.
— Как ты себя чувствуешь, Арван? — спросил Тенака, когда они укрылись от ветра под парапетом.
— Немного не в свой тарелке, — пожал плечами тот.
— Это пройдет.
— Я не воин, Тенака. Когда вы бились с солдатами, я лежал в траве и смотрел. С места сдвинуться не мог!
— Не в этом дело. Все произошло слишком внезапно — мы просто опомнились быстрее других, вот и все. Нас этому обучали. Возьми братьев: они сразу встали на том месте, где солдаты только и могли прорваться, и не позволили уцелевшим привести помощь. Я им этого не приказывал — но они бойцы и сами все знают. Вся стычка длилась от силы две минуты — что бы мог сделать ты?
