Он сел у белого мраморного валуна и изгнал все мысли, погрузившись в шепчущие глубины своего разума.
Тщетно.
Гнев грыз его, не давая сосредоточиться, но Декадо заставил себя успокоиться и снова ушел в глубину.
На этот раз он услышал крик — сперва тихий, словно приглушенный, потом пронзительный и полный муки. Декадо прислушался, стараясь определить, кто кричит так, и понял, что это Абаддон.
Понял он также, куда отправились Тридцать: они хотят спасти своего настоятеля и даровать ему смерть. И это самое худшее, что они могли придумать. Декадо обещал Абаддону присмотреть за его подопечными — и не прошло и суток со смерти старика, как те отправились в безумное странствие, в обитель проклятых душ.
Великая печаль охватила Декадо — ведь он не мог последовать за ними. Он стал молиться, но ответа не было, да он и не ожидал, что получит ответ.
— Что же ты за бог? — в отчаянии воскликнул он. — Как ты поступаешь с теми, кто верит в тебя? Ты ничего не даешь им, а от них требуешь всего. С духами Тьмы по крайней мере можно как-то общаться. Абаддон умер за тебя и теперь страдает. Те же муки ждут и его учеников. Почему ты не отвечаешь мне? Или тебя вовсе не существует? Нет никакого праведного начала — есть только стремление человека к добру. Я отвергаю тебя. Не желаю больше иметь с тобой никакого дела!
Высказав это, Декадо успокоился и еще глубже ушел в себя. Где же та истина, которую обещал ему Абаддон в годы учения? Декадо и раньше пытался постичь ее, но никогда еще — с таким отчаянным упорством. Он погружался все глубже, пробираясь сквозь гул воспоминаний, вновь переживая битвы и стычки, страхи и промахи. Дальше, дальше, сквозь горькие годы детства к первым движениям в материнском чреве, а после распад: яйцо и семя, стремление, ожидание.
И Тьма.
Движение. Цепи спадают, легкость, свобода.
Свет.
Декадо плыл, влекомый чистым серебряным светом полной луны. Усилием воли он остановил свой полет и посмотрел вниз на красивый изгиб Улыбки Демона, но темное облако под ним заслонило пейзаж. Декадо увидел свое тело, нагое и белое в лунном свете, и радость наполнила его душу.
Но тот же мучительный вопль оледенил его. Он вспомнил о своей цели, и глаза его полыхнули холодным огнем. Однако не мог же он пуститься в путь нагим и безоружным. Закрыв мысленно глаза, он представил себя в доспехах, черных с серебром доспехах «Дракона».
И доспехи облекли его — но на боку не появилось меча, а в руке — щита.
Декадо попробовал еще раз — тщетно.
На память ему пришли давнишние слова Абаддона: «В своих духовных странствиях воин Истока вооружен мечом своей веры, и крепость веры служит ему щитом».
Верой Декадо похвалиться не мог.
— Будь ты проклят! — крикнул он во вселенскую ночь. — Ты так и норовишь помешать мне — а я ведь для тебя же стараюсь. — Он снова прикрыл глаза. — Если все дело в вере, то я верую. В себя, в Декадо, Ледяного Убийцу. И меч мне не нужен — у меня есть руки.
И он устремился, словно лунный луч, туда, откуда шел крик. Удаляясь с поразительной быстротой от мира людей, он мчался над темными горами и мрачными равнинами. Две голубые планеты висели над землей, и звезды казались тусклыми и холодными.
Внизу, на невысоком холме, он увидел замок с черными стенами. Декадо замедлил полет и стал парить над башнями. Темная тень бросилась на него, меч сверкнул рядом с его головой, но он увернулся. Правой рукой он перехватил запястье врага и ударил наотмашь ребром левой; шея противника хрустнула, и он исчез. Декадо обернулся как раз вовремя, чтобы встретить второго. Он отскочил, и вражеский меч описал сверкающую дугу рядом с его животом. Отмашка пришлась мимо шеи — Декадо нырнул под клинок и головой ударил врага в подбородок. Храмовник пошатнулся.
Декадо выбросил руку вперед и сгреб его за горло. Второй противник исчез, как и первый.
Впереди маячила полуоткрытая дверь, ведущая в глубокий лестничный колодец. Декадо ринулся туда, но тут же замер, почуяв неладное. Грохнув в дверь двумя ногами, он отбросил ее назад, и какая-то фигура со стоном сползла на пол. Декадо ударил упавшего ногой в грудь, переломив кость.
Прыгая через три ступеньки, он спустился в большой круглый зал. В центре тесным кружком стояли Тридцать, и Храмовники в черных плащах обступили их со всех сторон. Мечи сходились беззвучно, битва шла в полном безмолвии. Врагов было вдвое больше — Тридцать дрались не на жизнь, а на смерть, но явно терпели поражение.
Их могло спасти только одно — бегство. Поняв это, Декадо впервые заметил, что не может больше парить в воздухе: как только он ступил на эти мрачные камни, сила оставила его. Но почему? И Декадо вспомнил то, что сказал Абаддону: «Зло живет в грязной яме, и чтобы сразиться с ним, нужно вываляться в грязи».
Здесь яма, и Свет здесь не так силен, как наверху, хотя силы Тьмы и отступают перед сердцами отважных.
— Ко мне! — крикнул Декадо. — Ко мне, Тридцать!
Храмовники обернулись на голос, и битва на миг прекратилась. Шесть черных фигур отделились от остальных и напали на Декадо. Аквас вырвался из схватки и повел Тридцать к лестнице.
Воины Истока прорубали себе дорогу, и их серебряные клинки сверкали во мраке, как факелы. На холодных камнях не оставалось тел — всякий, пронзенный мечом в этой бескровной битве, просто исчезал, как дым. Монахов осталось всего девятнадцать.
Декадо видел перед собой свою смерть. Как бы велико ни было его мастерство, безоружным с шестью врагами не справится никто. Ну что ж, придется попытаться. Покой снизошел на него, и он улыбнулся Храмовникам.
Два ослепительно сверкающих меча вдруг появились в его руках, и он бросился на врага с устрашающей быстротой. Выпад, отражение, взмах направо, тычок налево. Трое упавших Храмовников растаяли в воздухе. Оставшиеся трое отступили прямо под призрачные клинки Тридцати.
— За мной! — крикнул Декадо и побежал вверх по ступенькам на башню. Он вскочил на зубцы и посмотрел на острые камни далеко внизу. Тридцать вышли наверх вслед за ним.
— Летите! — приказал им Декадо.
— Мы упадем! — крикнул Балан.
— Я тебе упаду, сукин ты сын! А ну, вперед!
Балан бросился со стены, и шестнадцать уцелевших последовали за ним. Последним прыгал Декадо.
Сначала они падали, но, освободившись от притяжения замка, взмыли вверх и понеслись обратно в Скодийские горы.
Декадо вернулся в свое тело и открыл глаза. Он встал и медленно побрел к восточному перелеску, ведомый отчаянием, которое испытывали молодые священники.
Он нашел их в распадке между двумя холмами. Они сложили в ряд тела одиннадцати погибших и теперь молились, склонив головы.
— Встать! — скомандовал Декадо. Они молча повиновались. — Смех разбирает, на вас глядя! Несмотря на все свои дарования, вы просто малые дети. Как прошла ваша вылазка, детки? Освободили вы Абаддона? Может, отпразднуем ваш успех? Смотрите мне в глаза, черт бы вас побрал! — Он обернулся к Аквасу. — Ты, светлобородый, потрудился на славу. Ты сделал то, что не удавалось ни Храмовникам, ни солдатам Цески — загубил одиннадцать своих собратьев.
