Они проскакали по узкой тропе, замедлив ход у поворота. Тенака повис, поджав ноги, и камнем упал на последнего, ударив ему в лицо сапогами. Всадник вылетел из седла. Тенака свалился на землю, перевернулся, вскочил и поймал коня за узду. Конь застыл как вкопанный, раздув ноздри от испуга. Тенака огладил его и подвел к упавшему воину. Надир был мертв. Тенака надел на себя его полушубок, взял шлем, копье, прыгнул в седло и поскакал за остальными.
Тропа петляла то влево, то вправо, и всадники ехали не слишком кучно. Перед очередным поворотом Тенака подъехал поближе к тому, что скакал впереди.
— Эй, погоди-ка! — крикнул он. Тот натянул поводья, а остальные тем временем скрылись из вида.
— Чего тебе? — спросил надир.
Тенака поравнялся с ним и указал вверх. Тот задрал голову, кулак Тенаки врезался ему в шею, и он без звука выпал из седла. Впереди раздались торжествующие крики. Тенака с ругательством пришпорил своего конька, обогнул поворот и увидел Субодая и Рению лицом к лицу с семью надирами.
Тенака обрушился на врага, как гром, и копьем выбил одного из седла. Потом выхватил меч — и второй с криком свалился наземь.
Субодай с боевым кличем послал коня вперед и яростным ударом меча разрубил врагу ключицу. Надир зарычал, но не сдался и кинулся на Субодая. Тот пригнулся от взмаха меча и мастерски распорол противнику живот.
Двое всадников насели на Рению, вознамерившись хоть что-нибудь добыть в бою. Но она, свирепо оскалясь, прыгнула на первого, свалив его наземь вместе с конем. Она так быстро перерезала надиру горло, что он не почувствовал боли и не понял, отчего его вдруг одолела такая слабость. Рения взвилась на ноги с душераздирающим воплем, так напугавшим разбойников в Дренае. Кони в ужасе встали на дыбы, а ближний к Рении надир выронил копье и схватился за поводья обеими руками. Рения, прыгнув, стукнула его кулаком в висок; он выпал из седла, попытался подняться и в беспамятстве обмяк на земле.
Оставшиеся двое пустились наутек, а Субодай подъехал к Тенаке.
— Ну и баба у тебя, — прошептал он, постучав себя по виску. — Она ж бешеная, как дикая кошка.
— Я люблю таких.
— А ты скор на руку, Пляшущий Клинок! Пожалуй, в тебе больше от надиров, чем от дренаев.
— Не всякий счел бы это похвалой.
— Стоит ли печалиться о дураках! Сколько лошадей я могу взять себе? — Субодай оглядел шестерых лошадок.
— Бери всех.
— С чего это ты так расщедрился?
— Неохота тебя убивать. — Слова Тенаки пронзили Субодая ледяными ножами, но он изобразил на лице ухмылку и выдержал взгляд холодных лиловых глаз. В них Субодай прочел понимание, которое испугало его. Тенака знал, что Субодай замышляет ограбить его и убить, — знал так же верно, как то, что у коз есть рога. Субодай пожал плечами.
— Я бы подождал с этим до окончания срока моей службы, — сказал он.
— Я знаю. Ну, поехали.
Субодай содрогнулся — в этом выродке нем ничего человеческого. Потом окинул взглядом коней. Человек Тенака или нет, разбогатеть с ним можно.
Четыре дня ехали они на север, избегая поселений. На пятый день у них кончилась еда, и они завернули в становище у горной речки. Здесь было не больше сорока мужчин. Прежде здешние жители входили в племя Двойного Волоса, что кочует далеко на северо-востоке, но потом откололись и стали нотасами — не имеющими племени, легкой добычей для всех остальных. Они приветливо встретили путников, ведь за этими тремя могли ехать другие. Тенака прямо-таки читал их мысли: закон гостеприимства запрещает причинять зло гостю, пока он находится в твоем стане, — но тут, в глухой степи...
— Я вижу, ты далеко отъехал от своих, — сказал Тенаке вождь нотасов, крепкий воин с изрубленным лицом.
— Я никогда не удаляюсь от своего народа, — ответил Тенака, принимая чашу с виноградом и сушеными фруктами.
— Но твой человек из Копья.
— За нами гнались Вьючные Крысы. Мы убили их и взяли их коней. Печально это, когда надиры убивают надиров.
— Что делать, так уж повелось.
— Во дни Ульрика было не так.
— Ульрик давно умер.
— Говорят, что он еще воскреснет.
— О великих властителях всегда так говорят. Кости Ульрика давно уже истлели и обратились во прах.
— Кто теперь правит Волками? — спросил Тенака.
— Стало быть, ты из Волчьей Головы?
— Я — это я. Кто правит Волками?
— Ты — Пляшущий Клинок?
— Верно.
— Зачем ты вернулся в степи?
— А зачем лосось плывет вверх по течению?
— Чтобы умереть, — впервые улыбнулся вождь.
— Все живое умирает. Когда-то пустыня, посреди которой мы сидим, была океаном. Даже океан — и тот умер, когда вышел срок. Так кто же правит Волками?
— Череп объявил ханом себя. Но Острый Нож собрал армию из восьми тысяч человек, и в племени произошел раскол.
— Мало, выходит, того, что надиры убивают надиров, — теперь и Волки рвут Волков?
— Так уж повелось, — снова сказал вождь.
— Кто из них ближе?
— Череп — в двух днях на северо-восток.
— Я заночую у тебя, а завтра отправлюсь к нему.
— Он убьет тебя, Пляшущий Клинок!
— Убить меня не так просто. Скажи это своим молодым воинам.
— Я слышу тебя. — Вождь встал и направился к выходу из юрты, но остановился. — Ты вернулся, чтобы стать вождем?
— Я вернулся домой.
— Мне опротивело быть нотасом, — сказал вождь.
— Мой путь опасен. Ты верно сказал — Череп захочет моей смерти. У тебя мало людей.
— Когда начнется война, мы так или иначе погибнем. А вот ты — настоящий орел. Я пойду за тобой, если ты того пожелаешь.
На Тенаку снизошло умиротворение. Покой шел в него из земли, по которой он ступал, покоем веяло от далеких синих гор, о нем шелестела высокая трава. Тенака закрыл глаза и открыл уши музыке тишины. Каждой частицей своего тела внимал он зову степи.
Он дома!
На пятом десятке жизни Тенака-хан понял, что значит это слово.
Он открыл глаза. Вождь замер на месте, неотрывно глядя на него. Вождь не раз видел, как люди впадают в транс, и это зрелище всегда вызывало в нем благоговение, — но он грустил о том, что ему самому это недоступно. Тенака улыбнулся:
— Иди за мной — и я подарю тебе весь мир.
— Значит, мы станем Волками?
— Нет. Мы — Восход Надиров. Мы — Дракон.
На рассвете все сорок мужчин селения, кроме трех дозорных, расселись в два ряда у юрты Тенаки. За ними разместились дети — восемнадцать мальчиков и три девочки, а позади — пятьдесят две женщины.