Я почувствовала, как мир померк в глазах чародейки. Она пыталась призвать на помощь свою силу. От отчаяния даже захотела убить того, кто в один миг лишил ее главного преимущества. Но послушный дар молчал. Не было привычного покалывания на кончиках пальцев. Только браслет все больше и больше накалялся от тщетных попыток призвать магию.
Прежде Ариман не испытывала на себе свойств эдонита.
– Наконец мы встретились, ночная охотница. Какое же пафосное прозвище ты себе выбрала, – сказал Верилинг и наклонился так близко, что Ариман почувствовала тонкий аромат лаванды, в отваре которой его прачка полоскала белоснежную сорочку.
Чародейка попыталась вырваться из цепких объятий, но Верилинг держал крепко.
– Ты попалась, птичка. И уверен, ты и слыхом не слыхивала о Ковене. Матушка хорошо тебя спрятала и ничего не рассказала… Не так ли?
Что ж, если решил поговорить, то убивать сразу не станет.
– Нет, понятия не имею о чем вы, – сдержанно ответила Ариман. – Меня просто наняли. Я исполнитель.
Верилинг рассмеялся:
– Птичка попалась в силки. Можешь считать, что встретилась со своим нанимателем.
Он провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Ариман отшатнулась, будто ее ударили.
– Ну что ты? Такая красивая и юная девочка, – чарующим голосом говорил Верилинг, еще сильнее сдавливая ее запястья. – И такая невинная. Пожалуй, я не стану избавляться от тебя. Думаю, ты мне еще пригодишься.
Он наклонился ближе, вдыхая запах ее волос. Несостоявшаяся воровка со всей силы, на которую была способна, попыталась ударить Верилинга ногой. Но не вышло.
– О, так даже интереснее. Трепыхайся, птичка. Ты будешь рада моей опеке, когда тобой займется Ковен.
Он скрутил ее руки за спину и начал расстегивать блузу. Одна из пуговиц оторвалась и со звоном, покатилась по полу. Ариман закричала и тут же левая щека вспыхнула болью.
– Веди себя тихо и получишь удовольствие, – осклабившись, проговорил Верилинг. – Помощи ждать неоткуда.
Но Ариман не собиралась уступать и закричала еще громче, когда Верилинг достал кинжал и начал методично разрезать шнуровку корсета. От следующего удара губы в один миг налились кровью. Ее трясло, а изо рта лились лишь жалостные всхлипы.
***
Кто-то тряс меня за плечо. И это я всхлипывала. Под щекой – соленая лужа. Надо мной склонился опекун. И я была рада его видеть, как никогда в своей жизни.
***
Мы с Фокстом ехали на арендованной машине к Излому. Я жевала картошку фри из Макдональдса, безучастно уставившись в окно. Мысли текли вяло. Перед дорогой чародей велел глотнуть успокоительного. Пожалуй, переборщила. Он вытряс из маленького пузырька всего три капли в чай. Когда же отвернулся, я плеснула еще, приблизительно десять, залпом выпила и уже через минут пять все проблемы стали казаться несущественными. Меня перестало трясти от воспоминаний Ариман, в которые я так неблагоразумно окунулась, а бешенство Фокста и его нотации никак не могли нарушить благодать и спокойствие моей души. Где-то в глубине бушевала Ариман, а я радовалась, что хоть в чем-то смогла ее обыграть. Пусть, я достала один из самых травмирующих эпизодов ее жизни. Сейчас, без эмоций, мне думалось, что она больше не скроется. И я приложу все усилия, чтобы залезть ей в голову, выпотрошить ее память. Просто из любопытства и мести.
Ариман зарычала, услышав мои мысли. И злорадная улыбка сама собой появилась на моем лице.
– Чему это ты улыбаешься? – с раздражением спросил опекун. – Натурально сумасшедшая! Хлебнуть такую дозу незнакомого снадобья! Чтобы я еще раз…
Эту песню мы уже слышали. Все-таки довела я Фокста до ручки. Вскоре мы свернули с главной дороги. Перед нами ехала инквизиторская машина, показывая путь. Наш «Рено» подпрыгивал и жалобно покрякивал на ухабах. От тряски меня начало подташнивать.
Наконец, пытка прекратилась. Дорога закончилась тупиком, и я вышла из машины, радуясь свежему воздуху. Здесь, посреди смешанного леса стояла небольшая гостиница, чем-то напомнившая мне дом Ариман. Неоновая вывеска «Hotel» казалась чуждой, словно взятой из другого измерения. Мы не стали заходить внутрь. Инквизиторы поманили нас на еле заметную лесную тропинку. Я шла как сомнамбула, чувствуя расслабленность во всем теле. Сейчас мне больше всего на свете хотелось прилечь, где-нибудь здесь, на мягкий мох и заснуть.
И тут в просвете между деревьями появился Стоунхендж.
«Наверное, это галлюцинации», – с каким-то растерянным равнодушием подумала я, и на всякий случай протерла глаза.
Но видение судя по всему посетило не только меня, поскольку инквизитор повернулся к Фоксту, и что-то сказал по-французски. Мои сопровождающие ускорили шаг, а спустя минуту оказались прямо перед каменными глыбами.
– Что это? – обратилась я к Фоксту.
– Излом, – просто ответил опекун и потянул меня к истуканам.
У одного из них стояла Колетт в компании двух одинаково одетых в синие плащи молодых мужчин. По-видимому, охраны. В ее руках была моя сумка. Она подмигнула мне, что показалось совсем уж странным, учитывая последние события, и протянула поклажу опекуну. Фокст поблагодарил молчаливым кивком. А потом повернулся ко мне:
– Покажи им браслет, – на удивление спокойным тоном произнес он, выуживая из кармана брюк золотой жетон.
Пока один из охранников, на мой вкус более симпатичный, разглядывал монету Фокста, другой изучал мое запястье, точнее, символы, изображенные на браслете.
– L'entre est autorise, – только и сказал охранник Фокста, забирая жетон.
Тотчас опекун схватил меня за руку и потянул к глыбам.
– Касайся каждого камня, – приказал он, и мы пошли по часовой стрелке.
Один круг – ничего не происходит. Мне показалось, что со стороны все это, должно быть, выглядит забавно, но никто и не думал смеяться. Повторно прикоснувшись к камню, я почувствовала тепло. Глыба еле заметно засветилась. Фокст с удовлетворением смотрел, как один за одним идолы оживают под нашими ладонями. И спустя мгновение я начала понимать, почему это место называют Изломом. Ткань пространства в круге будто разорвалась, являя ослепительную вспышку белого света. Словно молния ударила, но не исчезла, а осталась неподвижной. Мы сделали еще один круг, и проход заметно расширился – неровный, с острыми краями, будто разбитое окно. Свет теперь не был таким ярким – в изломе царило другое время суток. Фокст вошел первым и поманил меня за собой. Я не без опаски последовала за опекуном. И стоило мне только оказаться в внутри, как путь назад был отрезан. Пространство с громким хлопком вернулось в прежнее состояние, словно и не было еще мгновение назад беспощадно разорвано нашими стараниями.
Я почувствовала легкое головокружение. Здесь, в Изломе, все выглядело практически так же, как и снаружи. Тот же смешанный лес, узкая тропинка, уходящая в заросли можжевельника, только вот солнца не было. Мы уходили вечером, но до заката было еще далеко. В Изломе стояла ночь, и я будто впервые по-настоящему увидела луну – огромную, яркую, сравнимую лишь с заходящим солнцем. Воздух здесь был вязким и тягучим. Странное ощущение, словно идешь под водой, но можешь дышать. Есть от чего растеряться. И я была почти благодарна опекуну, когда он взял меня за руку и повел вглубь леса. Картинки сменяли одна другую быстрее, чем я могла это полностью осознать. Вот мои ноги ступают по мягкому мху, обходя редкие кустики черники. Появляется новый кадр, словно кто-то невидимый щелкает курсором, перелистывая страницы виртуальной презентации, и мы идем вдоль реки. Ее течение настолько быстрое, что вызывает очередной приступ головокружения. В следующих миг рядом с нами пролегает трасса с оживленным движением. В нос ударяет резкий запах бензина и выхлопных газов. Мы проходим мимо детской площадки со сломанными качелями… Перед нами резко возникает кирпичная стена и в тот миг, когда, казалось, мы врежемся в нее, кладка исчезает, пропуская видение парковой аллеи – пустынной, темной, утопающей в золоте желтеющих каштанов. В глазах темнеет. Мне кажется еще один шаг, и я просто упаду, но Фокст упрямо тянет меня вперед. Он идет бодро. Или это только кажется?
